Парень досадливо повернулся к Бирюкову.
— Вот тебе наглядный пример. Успела зверь-баба распродать талончики. Запоздал я сегодня на аукцион, придется разворачивать лыжи к дому.
Сдатчики макулатуры стали понуро расходиться. В переулке зафырчали моторы разъезжающихся автомашин. Нахмуренная Людмила Егоровна замкнула дверь «Пункта» амбарным замком. Бирюков подошел к ней и, показав служебное удостоверение, представился. Полное лицо Харочкиной побагровело. С таким же прононсом, как у Анжелики, она сердито выпалила:
— Очкарик пэрвым мэня оскорбил!
— Я пришел насчет вашего заявления в прокуратуру, — сказал Антон.
— А что заявление?.. — Харочкина вроде бы растерялась. — Что вы с этим заявлением, как черти, за грешную душу ухватились?
— Но вы ведь сами писали прокурору…
— Погорячилась, конечно, — на глазах Харочкиной как-то неестественно, словно она поднатужилась, выступили слезинки. — А вообще таких, как Зоркальцев, надо расстреливать.
— Он вернул вам деньги за репетиторство?
— Нэ-э-эт.
— Почему?
— Потому что сбежал.
— Когда вы с ним виделись последний раз?
— В прокуратуре, когда следователь вызывала.
— А по телефону когда ему звонили?
— Через день после этого. Хапуга-развратник хочет замылить четыре сотни за неоконченное репетиторство. Не на ту нарвался! Свои кровные из горла вырву!
— Чем вы угрожали Зоркальцеву при телефонном разговоре?
— Чэто-о?.. — Харочкина уставилась на Антона разгневанным взглядом. — Не бери на пушку, ласковый гражданин! Как бы извиняться не пришлось за такие приемчики!
— Я, Людмила Егоровна, запрещенных приемов не применяю, — спокойно сказал Антон. — Напрасно повышаете голос. С чего это вы такие нервные?
— На моем месте любой занервничает. У дочери свадьба на носу, а прокуратура рогатки строит… — Харочкина попыталась улыбнуться. — Посодействуйте договориться со следователем — в долгу не останусь.
— В таких делах я не содействую, — сухо ответил Бирюков. — Как вы сами расцениваете поведение своей дочери?
На лице Харочкиной появилось такое выражение, словно она хотела крикнуть: «Врэжу гирькой — будэшь знать!» Однако Людмила Егоровна не крикнула, а лишь покривила уголки губ.
— Дэвочка как дэвочка.
— Не рано ли ей замуж?
— Почему рано? В ее возрасте сейчас любую только пальцем помани… В старых девах засиживаться никому не хочется…
— Так ведь Анжелике еще и восемнадцати не исполнилось…
— Ну и что? Мы с отцом не возражаем против брака, получим в горисполкоме разрешение — все будет по закону. Жених — не шаромыжник, а вполне серьезный обеспеченный мужчина.
— Милосердое?..
— Ну, Владимир Милосердое. Он вам не нравится? Антон улыбнулся.
— Я за него замуж не собираюсь.
— Почему же спросили о нем?
— Работа такая — расспрашивать. Скажите, Анжелика в открытую дома курит?
— Она ничего от матери не скрывает. Что удивительного — теперь девушки поголовно сигаретами дымят.
— И это вас ничуть не тревожит?
— Нет. Никотином Анжелика сгоняет полноту.
— Спиртным — тоже?..
— Чэто-о?.. — вроде как не поняла Людмила Егоровна. — В наше время редко кто из молодежи от рюмки откажется.
— Да?
— Да, да! Ничего не вижу страшного, если дэвочка иногда не рассчитает своих сил и немного перепьет лишнего. С кем по молодости такого не бывает?..
Бирюкову не так уж редко приходилось беседовать с родителями провинившихся подростков. Встречались среди них и такие, кто всяческими путями старался уменьшить вину своего ребенка, показать его в более приглядном свете. Все они при этом, как замечал Антон, чувствовали неловкость и стыдливо уводили глаза в сторону. Людмила Егоровна, выгораживая Анжелику, неловкости и тем более стыда не чувствовала. О перепившей несовершеннолетней дочери Харочкина говорила так спокойно, будто ребенок переел мороженого. В планы Бирюкова не входило переубеждение неразумной родительницы, поэтому он перевел разговор к тому, ради чего встретился с этой агрессивно настроенной женщиной:
— Зачем Зоркальцев приезжал к вам домой утром одиннадцатого июня?
Людмила Егоровна надула и без того полные щеки.
— Кто вам сказал?
— Свидетели.
— Вранье! Одиннадцатого числа я полный день была на работе и прохвоста-репетитора не видала!
— Сегодня что-то рано закончили работу…
— К адвокату надо. Буду писать жалобу на следовательницу.
— Вы разве в частной лавочке работаете? Когда хотите — тогда и бросаете работу, куда хотите — туда идете?
— Чэто-о-о? Я постоянно перевыполняю план. Можете спросить у моего начальства!
— Нет, — Антон отрицательно повел головой, — у вашего начальства я спрашивать не буду. Я попрошу сотрудников БХСС, чтобы они немедленно занялись вами.
— У меня талоны кончились.
— БХСС разберется, куда вы их сплавили, не проработав и полдня.
Харочкина мгновенно сникла:
— Чэго разбираться… Открою пункт…