Точки. Современный рассказ

– Как вернемся, так сразу, – ответил снайпер, не открывая глаз. На лице появилась улыбка. – Домой. Домой. Что там только делать? Я на курорт, в санаторий. Эээх. Бабу там себе заведу…

– Медосмотр…

Разговоры об отпуске и курорте расслабили снайпера. Полусидя-полулежа, вдалеке от цивилизации отдыхал он на склонах Кавказа. Перед глазами пробежало детство. Всплыли образы родителей.

«Как они там? – спросил у себя снайперь. – Они умерли», – ответил он себе.

Он получал письма от сестры матери, но сам отвечал редко. Он не знал ее достаточно хорошо, чтобы писать что-то личное, да и вообще он не знал, что ей писать.

Сейчас он видел свою мать, ее усталые и добрые глаза в окладе из глубоких морщин. Он почувствовал ее огрубевшие руки. Он вспомнил, что она часто молилась и постоянно хлопотала по хозяйству. У них были и куры, и корова, но снайпер не любил этого. Отец говорил, что не его это дело, и постоянно водил его в лес, где учил заглядывать в каждую прогалину, в каждую ложбину, в каждый пустой ствол и соображать, где должна кормиться дичь, садиться на ночлег или укрываться от непогоды, где может прятаться выводок, и куда он полетит, если его спугнуть. Отец научил его стрелять. Стрелять на взлете, стрелять от плеча и от бедра, стрелять дробью или использовать только один выстрел. Подстрелить одну птицу или сотню, подстрелить на лету или на токе, в высоте или на воде – это мужская работа, настоящая, тяжелая, ей надо учиться, ее надо почувствовать. Все они разные: летают, бегают и скрываются каждый по-своему, но ощущения одинаковые, и последний трофей так же хорош, как и первый. Снайпер не любил охоту на дичь, он предпочитал крупные формы.

Снайпер родился в поселке, затерянном в лесах за Уралом. Из поселка в город вела грунтовая дорога через лес, потом через поле, мимо брошенного коровника, который окончательно разрушили местные жители и время. Он часто вспоминал и чувствовал эту дорогу, как он мальчишкой с босыми ногами бежит, бежит один вперед среди высоких деревьев по тоннелю, поднимающемуся до неба и не имеющему конца. Он, еще совсем маленький, не старше лет семи, бежит, дыхание уже сбилось, а он все бежит, бежит вперед. Вначале дорога шла по хвойному лесу, устланная перегнившими иголками, развалившимися шишками и торчащими то здесь, то там корнями корабельных сосен, цепляющих своими верхушками небесную твердь. В лесу вдоль дороги шуршал ручей. Через ручей перекинуто бревно, и, оступившись, можно было провалиться в ледяную бирюзу и увязнуть на дне в черном бронзово-болотном уснувшем иле. Холодная прозрачная вода моментально становилась иссиня-черной и сводила ногу, а потом сковывала все тело.

У снайпера было острое зрение. Он видел гораздо дальше, чем любой другой, кого он встречал. Его глаза сидели очень глубоко. Защищенные выпуклыми бровями и длинными ресницами, они были словно ценный инструмент, доставшийся ему в дар от отца, который до своей смерти не носил никаких очков. Таких необыкновенных глаз, как у отца, ему больше ни у кого не доводилось видеть. Он любил своих стариков, любил их очень сильно и любил бы их очень долго, но теперь он будет всегда один.

Тот облик, который седовласый, худой, как голая ветка, дед из похоронного бюро придал его родителям, еще не поблек в его памяти, и все остальное он помнил совершенно ясно, до плача специально приглашенных женщин. Уходя, он ни с кем не простился и ничего не взял. Он только поблагодарил за успешную работу деда-гробовщика, который гордился результатом и был явно польщен, выпил еще рюмку водки и ушел в сторону станции на пункт сбора.

Как охотника, его определили в снайперы. Для отца это была бы гордость. Предложили контракт. Он долго сомневался, скорее, боялся. Но, с другой стороны, терять было нечего, а армия – это романтика, это приключение. И вот он – солдат: бритый затылок, чеканящий шаг, грязь, пот, кровь, неподъемный боевой комплект. Никакой романтики, никаких приключений. Только работа: монотонная, тяжелая работа с риском для жизни. И так каждый день, каждую ночь. Но сейчас, когда солнце разогнало тучи, он, полусидя-полулежа, вспоминает то, что ему приятно.

Рука скользнула вниз и в сторону, нащупала винтовку. Снайпер пододвинул ее к себе, аккуратно взял ее за цевье и положил на живот. Правой рукой, как заправский пианист, пробежался пальцами по корпусу, по прицелу, провел средним пальцем по ребрам магазина, мизинцем пощекотал курок, неспешно приблизился к прикладу. Родная. Он шевельнул губами, не открывая глаз. Он вспомнил ту, которая была первая. Ни с кем уже не будет того, что было с нею. Он вспомнил ее, ее смуглые ноги, гладкий округлый живот, упругие маленькие груди, крепкие руки, которые обнимали его так, что хрустела шея, быстрый, ищущий язык, затуманенные глаза, сладкий вкус рта, спутавшиеся пыльные космы. Вначале непонятное, но вскоре желанное, чудесное, теснящее, острое, насыщенное, бесконечное… и вдруг кончилось. Он видит, как светятся ее глаза в полумраке. Она улыбается. Он смущен.