Точное будущее. Лучшая фантастика – 2024

Вечером они вместе возвращаются домой. Юрек держит Ганну за руку. У нее теплая сухая ладонь, тонкие, подвижные пальцы. Пальцы поглаживают руку Юрека. Солнце падает за черепичные и соломенные крыши, за плоскую крышу столовой и клуба, за маковое поле, за лес, расцвечивая красным верхушки. Иногда Юреку хочется предложить сходить на пруд, но Ганна не любит текучую воду, а по пути надо пересечь мостик над протокой. Жаль. Кажется, тут всегда лето и всегда жара. Особенно ночью. Жара, комары, не спасают даже москитные сетки.

В доме Михайловых приветливо светятся окна, Опанас ждет их на кухне с каким-нибудь жаревом. Он по большей части молчит. Он всегда молчит и вечерами сидит в том углу, где раньше в деревенских жилищах стояли иконы. Над ним тикают ходики и белыми пятнами светятся фотографии на стенах.

Ганна кормит Федьку. Поначалу Юрека это смущало, откуда у четырнадцатилетней девчонки зрелая материнская грудь с крупными смуглыми сосками? Потом привык. Федька успокаивается на груди Ганны, девушка поет ему колыбельную.

Баиньки, баиньки,
Купим Феде валенки,
Наденем их на ножки,
Пусть ходит по дорожке…

Юреку иногда хочется спросить, зачем валенки, откуда валенки, ведь тут всегда лето. Но он никогда не спрашивает. Укладывают Федьку в колыбель и тихо идут вдвоем в спальню, чтобы под утро снова проснуться от крика.

* * *

— Дезинтегратор.

Юрек поднимает голову и недоуменно смотрит на сухощавого пожилого мужчину, подсевшего за его стол. Такого никогда не бывало. Он забегал иногда в столовку рядом с садиком, в те дни, когда дети просили добавку и от обеда ничего не оставалось. Там ему кивали местные, так же пристойно-прилично, как на улицах, но никогда не заговаривали и не подсаживались.

— Это вы мне?

— Вы же пытались вспомнить, как это называется? Дезинтегратор. Очень узкая специализация в отличие от десенситезаторов. Не всем, так сказать, дано.

У мужчины пронзительно-голубые глаза, слишком молодые на пожившем лице. Внезапно он перестает нести чушь, втягивает носом аппетитный парок от суповых мисок и с интересом спрашивает:

— Как тут борщ? Знатный, наверное, борщ, на свеколке да с салом?

Он уверенно располагается за столом, но сам ничего не заказывает, хотя глядит на поднос Юрека с одобрением.

— Попробуйте, сегодня как раз с галушками.

Пожилой улыбается.

— Есть такое правило, известное каждому сказочнику, — ничего не есть и не пить в царстве мертвых. А вы ведь тоже сказочник, верно, Георгий?

Юреку становится неуютно.

— Юрий. И я-то, может, и сказочник, а вы кто? Я раньше вас здесь не видел.

— А я ваш новый фельдшер, — знакомо улыбается незнакомец. — Утром вот только со станции. Едва успел расположиться в кабинете предшественника и ознакомиться с делами. Решил заскочить перекусить, а тут очень кстати вы.

Юрек не упускает противоречия между желанием перекусить и пустым подносом, а также странным высказыванием про царство мертвых, но…

— Почему «кстати»?

— У вас ведь есть племянник, так? Ну или у вашей невесты? Вы с Ганной, я так понимаю, еще официально не связаны узами брака?

Юрек хмурится. Это щекотливая тема. На селе замуж выходят рано, часто до совершеннолетия, местные не находят ничего странного в их отношениях, да и сама Ганна не раз заводила разговор.

«Пойдем в церкву, коханый, как добрые люди, а то все живем во грехе. Вот и батюшка благословляет».

Опанас молчит, но давит молчанием, как бы намекая: да, пора бы уж, пора.

«Федьку усыновим…»

Юрек бы и не прочь, но мысль о церкви отдает явственной тошнотой. Он и смотреть в ее сторону не может. Есть что-то омерзительное в этой дряхлой постройке, с виду такой безобидной и мирной, как деревенская старушка, согбенная, собирающая в лесу коренья и травы… Ведьма.

Мысль тревожит, и Юрек быстро переводит неприязненный взгляд на собеседника.

— Не связаны, хотя это не ваше дело.

— Не мое, не мое, — машет руками голубоглазый фельдшер, будто открещиваясь что было сил от таких дел. — Извините, если вторгся в личное пространство. Я, собственно, к чему, Георгий Николаевич. У ребенка явные проблемы. Отставание в развитии. Надо бы сдать анализы, возможно, отправить в районную клинику или даже в город.

— Мы уж как-нибудь сами, — цедит Юрек, отодвигая наполовину опустошенные тарелки и вставая из-за стола. — Спасибо за беспокойство.

Он уже подходит к дверям, когда его нагоняет голос фельдшера:

— Не хотите мальчика приносить, заходите сами. Я опишу, в чем возможная суть проблемы и чем мы можем помочь…

Ганна тем вечером глядит на него другим взглядом. Не сердитым, а скорее тоскливым. Он, конечно, рассказывает ей про встречу в столовой, и девушка только просит тихонько:

— Не ходил бы ты, Юрочка.

Она стоит на фоне темнеющего окна, тонкая полупрозрачная фигурка, и держит на руках маленького Федю. Эти двое так беззащитны, а за ними встает над лесом ночь, и вороны затевают свой ежевечерний грай. Юрек ощущает любовь и жалость к ним, всеохватывающую, огромную как мир. И он, конечно же, решает не идти.

4. Вий