— И все это вы затеяли лишь потому, что упрямо не желаете признать собственную природу, — продолжает фельдшер, который уже определенно не фельдшер. — Вы убийца, Георгий. Драконоборец. Вам не идет возиться с детьми и разводить пчел. Вы, пардон, рождены, чтобы жрать.
— Почему вы всегда зовете меня Георгием, Николай Ефимович?
Фельдшер/фольклорист недоуменно смаргивает — кажется, его в первый раз сбили с уверенного курса или даже дискурса.
— Потому что это ваше паспортное имя, под которым вы проходите по спискам студентов в деканате.
«Сбой матрицы», — сказал бы на это Славка, но Славки давно уже нет рядом. С тех пор как Женьку увезли в приют для скорбных духом, а проще говоря, в психлечебницу. С тех пор как Юрек — случайно, хочется верить, что случайно, — убил ее второе «я», ее Николь.
— И вы, значит, спустились в мой персональный ад, чтобы меня отсюда вытащить?
Ищенко хмурится.
— Я уже все озвучил. Вы редкий экземпляр, Георгий. В каком-то смысле моя преподавательская удача. Находка. Я хочу, чтобы вы перестали лить слезы и сопли по младенцам и убиенным ведьмам, пришли в себя и помогли мне уничтожать то, что угрожает человечеству.
— Так Федя и Ганна погибли?
Почему-то это больно слышать. Очень больно.
— Они и были мертвы задолго до того, как вы вошли в эту чертову церковь. Они не люди, Георгий. Они враждебные человечеству организмы… Даже не организмы, части большой и чуждой нам структуры. И она постепенно растет…
— Но боты не заразны.
Ищенко шевелит длинными бледными пальцами. Похоже на сценку из старого фильма — он как будто набирает какое-то длинное слово на невидимой клавиатуре.
— Послушайте, Георгий, мне тяжело оставаться здесь, в вашем сне. И времени у нас мало.
— А я никуда не спешу.
— Ладно. Хорошо, будь по-вашему, мой молодой пытливый друг.
К учителю возвращается его чуть насмешливый менторский тон, и Юреку кажется, что он снова на лекции, в большом зале с амфитеатром скамей, и, может быть, Женька и Славик тоже где-то здесь, рядом, за завесой мелкой, просвеченной солнцем пыли.
— Когда-то, давным-давно, людям не нравилось, что чипироваться приходится прямо в глаза, в позвоночник, в мозг. Интравитреально, интрацеребрально, интратекально. Неудобно. Больно, хлопотно, есть небольшой процент неудач. Вплоть до кровоизлияния, паралича или потери зрения. И тогда две исследовательские группы решили разработать таблетки или простые внутривенные инфузии, которыми можно доставлять боты прямиком в ЦНС. Одна проблема — то, что проходит через гематоэнцефалический барьер, может проходить и через плацентарный. Бот, конечно, гибнет вне организма носителя, но тут загвоздка — если он оказывается в матке, можно ли считать, что это вне организма? Как думаете, Георгий? Ведь у вас наверняка была такая версия?
Юрек молчит и смотрит в окно, где за белыми занавесками угадываются яблони в зрелом летнем убранстве. Учитель, не дождавшись ответа, невозмутимо продолжает:
— Первая группа решила эту проблему, и так появились современные чипы. А вторая решила, что это не проблема, потому что можно скармливать боты уже рожавшим женщинам, ну и, конечно, мужчинам. Чуть меньше охват, зато какая экономия на клинических испытаниях! Их спонсоры не возражали, ведь им обещали конкурентное преимущество и удешевление производства. Но люди так часто меняют намерения. Особенно женщины. В том числе и уже рожавшие.
Ищенко вглядывается в лицо слушателя, будто надеется обнаружить какую-то реакцию на свои слова. Тщетно.
— Их начали стерилизовать, а их нерожденное потомство — сжигать. Как негуманно! Вот им и пришлось прятаться там, где их не станут искать. Помните ведь это — «в деревню, в глушь, в Саратов!». Мало ли в деревне странненьких?
— Зачем вы отправили меня сюда?
— В смысле?
— Зачем после того, как я убил Николь, вы отправили меня сюда? Вам лишний раз хотелось убедиться, что я могу уничтожать нейросети?
Ищенко наклоняет голову и смотрит на Юрека искоса, как большая нахохлившаяся цапля.
— В древних культурах, Георгий Николаевич, было такое понятие, как инициация. Например, мальчикам надо было провести несколько дней в лесу и прикончить хищника, принести в деревню трофей. Воинам — провести свой первый бой. Женщинам… ну, вы, я полагаю, догадываетесь. Вы убили Николь, да. Но, похоже, вам это совсем не понравилось. Вы вычеркнули это событие из памяти. Навещали Замятину в больнице, но даже тогда не могли — или не желали — вспомнить, отчего она там очутилось. Люди творят удивительные вещи со своим мозгом, а у вас, похоже, особый дар, учитывая вот это…
Он обводит рукой кабинет, сад за окном, солнце, весь мир.
— Судя по всему, у меня много даров, — цедит Юрек сквозь зубы.
— Я бы на вашем месте не обольщался. Умение убивать нейросети — не совсем ваш дар.
— А чей?
НЕИщенко молчит.
— Чей?
— Позвольте, я продолжу свою маленькую лекцию. Мы уже поняли, что чипы второго типа могут проникать через плацентарный барьер и заражать зародышей. Но вы не спросили, что происходит дальше.
— Дальше — Галина и Ганна? Федя?