Todo negro (сборник) (СИ)

— А что с ним будет? В гальюн выпускаем, жрать даём, гитара есть. Довезем до Североморска, а на берегу компетентные люди разберутся.

Однако Ермолаев клонил совсем в другую сторону.

— Эта вся хренотень... Он про такие вещи много пел. Я-то знаю, уж я-то знаю… Так может, это всё не просто песенки. Может…

— Это ты к чему, Паша?

Повисла секундная напряженная пауза.

— Забей, Иваныч. Сморозил, не подумав…

По глазам было видно, что Паша как раз хорошо подумал. И не он один готов подумать так же. Слова Паши и в Красове разбередили суеверия, свойственные каждому моряку. Просто кому больше, кому меньше…

Казавшаяся поначалу стройной и логичной теория «Платонов — шпион» при критическом рассмотрении была нежизнеспособна. Музыкант не собирался на учения, да и все равно не смог бы что-то разнюхать с борта закрывающего район ледокола. Делиться этими соображениями с экипажем Красов, конечно, не стал. Шпион — он и в Африке шпион, понятное объяснение.

Уже позже, в ходовой рубке, капитан решил завести разговор о Платонове со старпомом.

— Как думаешь, нафига твой друг военным?

— Ты ж сам сказал, что он шпион.

— Твою мать, Федя! Я спросил, что ты думаешь. Отвечай по существу.

Бахтин помялся, решаясь, говорить или нет.

— Я не уверен, что это действительно наши были, а не… наваждение какое. Лёд и темноту все видят. А мне ещё мерещится… Как объяснить… мы тут не одни. Уверен.

— Продолжай.

— Этот остров. Он же просто куча камней в море, там выжить нельзя. И назван-то в честь братьев-рыбаков, на острове от голода погибших. Но поморы на корге как-то жили. А Лёва про «место силы» говорил. Подозрительно очень. Лёве эти камни на кой-то ляд очень и очень сдались. Возможно, кому-то не хочется, чтобы он туда попал.

— То есть ты с Пашей согласен?

— Отчасти. Паша… думал, он предложит Леву за борт выкинуть.

— Я тоже. Косаткам на корм: что-то они часто попадаться стали. В общем, Федя... Давай-ка с твоим Лёвой серьезно потолкуем. Только Игорька сперва проверю.

***

Как же много в человеке крови! Почему-то именно эта мысль пришла на ум первой. Весь пол изолятора был красным и липким.

Паша Ермолаев сидел на полу, склонившись над трупом Цепенёва. У Игоря весь живот — сплошная рана. Кишки отдельно от тела. Лицо Ермолаева в крови, как и лежащий рядом нож. Старший матрос растеряно посмотрел на капитана.

— Я не хотел! Он напал. Здоровый лось. Иваныч! Иваныч! Я не хотел… Он про Афган верещал, про ребят своих… Назвал «духом». А потом душить начал. Что делать?..

Красов похлестал себя по щекам — от увиденного замутило. Склонился над телом матроса, коснулся рукой.

— Игорь, Игорь. Ну как так-то... Тронулся всё-таки, Игорёк…

В военную молодость «Вольги» экипаж включал корабельного врача, но теперь фиксировать обстоятельства смерти предстояло капитану. Как и провести дознание. Самооборона — самообороной, разбираться будут на берегу. Главное, чтобы Пашу не укатали валить лес. Красов, борясь с головокружением и тошнотой, осмотрел рану.

И похолодел.

— Паша… а ты куда его печень дел?

Капитан рефлекторно успел подставить левую руку. Нож глубоко разрезал кисть, но иначе удар пришёлся бы по горлу. Боли в первые мгновения не было. Красов отскочил.

— Куда печень дел, сука?!

Почему-то сейчас этот вопрос казался очень важным. Паша медленно приближался, выставив перед собой нож.

— Они приказали. Но мне понравилось. Я предупреждал. Выкинул бы музыканта за борт — нас бы отпустили. Теперь отпустят только меня!

Резкий выпад: Красов с трудом увернулся. К счастью, Паша не был мастером ножевого боя, но шансов в этом столкновении у капитана все равно почти не было. Разве только потянуть время…

— На помощь!!! Убивают!..

Карасов попытался пнуть противника. Тот оскалился и снова сделал выпад, едва не зацепив локоть. Долго отступать в замкнутом и тесном помещении не получится. Ермолаев приближался, срезая углы, оттесняя к переборке. Левая кисть отнялась.

— Паша, успокойся! У тебя помутнение! Херли ты Игорька убил, а не Платонова своего?! — Красов кричал, привлекая внимание.

Ну где всех черти носят? Сюда, сучьи дети!

Палубой выше послышался топот. Ермолаев злобно зыркнул на дверь и метнулся из изолятора.

Капитан прислонился спиной к переборке. Попытался оторвать кусок рубашки, чтобы перевязать левую руку, но пальцы не слушались.

— Иваныч!

Будь Красов военным — представил бы Федю к ордену. Старпом не только быстро спустился сам: он прихватил с собой и сигнальную ракетницу, и пару человек.

— Паша… он Игоря убил. И остальных намерен.

— Кровищи-то кругом… За ним след остался. Ниже палубой спустился, гад.

— За ним! А ты, Сеня, метнись в рубку: по громкой всех предупреди.

— Да ты, Иваныч, давай тоже в рубку, рана…

— Хрена с два. Заживёт. Погнали!

— Тогда возьми, у меня-то ракетница… — Федя протянул капитану здоровенный складной нож: почти испанская наваха. — Что смотришь? Времена нынче неспокойные, живу на Яграх…

Сердце стучало в такт шагам. Следы кончились — кровь на ботинках подсохла, но капитан прекрасно понимал, куда бежит Ермолаев.

— В машинное отделение!