Тогда я иду к вам (СИ)

Я собралась уже пойти найти друзей, чтобы рассказать им новые правила, и распахнула дверь, как со всего размаха впечаталась во что-то большое, твердое, темное и знакомо страшное. Впечаталась и отшатнулась в испуге назад, подскользнулась на свежепомытых плитках — вот не вовремя уборщица приходила, не вовремя — начала падать и не упала только за счет того, что королевский палач — а это был он — прыгнул и схватил меня за ворот камзольчика. Да только не учел, что наш двойной вес еще большее удовольствие для скользкой плитки. И теперь мы уже демонстрировали парное катание, пока не врезались в огромный аквариум с редкой рыбой-убойкой, подаренной троюродной бабушкой ректора, и не повалились навзничь. Да так, что я ударилась головой, распластанная под огромной тушей, а мой нос расплющился о его, в попытке остановить чужие губы от прикосновения к моим. Но хуже было то, что аквариум покачнулся, и волна, которая при этом покачивании поднялась, подкинула убойку вверх, шмякнув прямо на зад вселенского зла, отчего убойка распахнула огромную челюсть и, судя по воплю человека-горы, впилась в нежную мякоть.

Дальнейшего я уже не видела, потому как потеряла сознание.

Глава 11, в которой меня чуть не раскрывают

— Или это сделаешь ты, или я…

— У тебя нет таких полномочий.

— Ал, предупреждаю. Я не потерплю этого малолетнего засранца…

— Не терпи. Тебе вообще незачем ездить — отправляй своих служивых. А этого я не отдам — он единственный, кто сдерживает тех психопаток, что притворяются моими невестами…

— Не столь они уж и ужасны…

Возле меня, лежащей явно на постели, зло шипело двое.

И голова раскалывалась.

И, кажется, я поняла, о каком засранце идет речь. И от кого это прозвище исходит. Нет, это надо же — сам постоянно встает у меня на дороге, потом валится, целует….

Вспомнив про второй поцелуй, я чуть не застонала от ужаса. Ну как можно было опять приложиться к этому чудовищу!

И тут же возмутилась — неужели настолько все плохо, что он хочет меня выгнать?! Хорошо хоть Алик отвоевывает…

На душе потеплело до розовых искр.

Отвоевывает! Значит уже по сердцу…

Все это пронеслось в моей многострадальной голове в одно мгновение. И тут же было погребено жутким ужасом.

Кровать… Удар… Целитель!!!

Тартарарашечки, он же сразу распознает, что я не мальчик!

В ужасе я распахнула глаза и увидела этого самого целителя, столбом застывшего возле моей кровати. Я уже хотела заорать — ну так, от неожиданности — как поняла, что с целителем явно что-то не то. Почтенный толстяк стоял с дебильной улыбкой и вытаращенными глазами и смотрел в одну точку.

Хм, я уже видела как-то такую реакцию. Похоже, он под воздействием, и не просто, а…

А-аа.

Довольно посмотрела на потолок, где расположилась змеюка. Поскольку комната была не большой, ему пришлось свернуться в колбасную загогулину и изо всех сил вцепиться в лепнину — в полете-то проще удержаться на воздухе, а вот так, неподвижно, даже ему требовалась точка опоры.

Радостно вздохнула и скосила взгляд, где стояли и спорили ректор и палач.

Рассмотреть бы этого, косматого, чтоб хоть знать, кого обходить по большой дуге…

И тут же крепко зажмурилась.

Да как он… Ах он…

Как он смеет!

Разве можно стоять вот так, в одной рубашке, едва прикрывающей бедра, да чтобы вместо штанов или кальсон — только бинты на заднице?!

И сверкать этой своей…кожей…и ляжками…и всем остальным…

Тьфу!

А «тьфу» продолжало рычать:

— Меня еще и в одну палату с ним засунули. Ты представляешь, что будет, если озабоченный опять на меня полезет?!

Я?! Озабоченный?!

Не прощу!

— У меня других палат нет. Мои «не ужасные» невесты вчера изрядно друг друга повредили в давке за номерками, а к девицам я тебя не отправлю. А если тебя что-то не устраивает, так можешь ехать сам домой… Ох, я и забыл, САМ ты на лошадь или в карету не сядешь.

Ректор расхохотался, а я умилилась. Все таки чувство юмора у любимого мужчины очень важно.

— Когда вы уже меня долечите?! — рявкнул пострадавший куда-то в сторону. И монотонный голос целителя — он всегда монотонный был, если в мозгах покопаться — произнес:

— Укусы убоек с трудом поддаются лечению, особенно если она выпускает предсмертный яд…

Ой. Рыбка умерла. Кто там подарил ее Алику?

— А…этого, — с презрением прошипел палач — когда выпустите?

— Так очнется и можно идти…

— Идите.

Это он кому? Мне?! Я ж вроде без сознания.

Удаляющиеся шаги и захлопнувшаяся дверь. Ага, целитель ушел.

Предупреждающее:

— Камилл…

И меня за плечо хватает огромная, как показалось, рука.

Я взвизгнула и «очнулась».

Ох. Лучше бы не очиналась.

Это еще хорошо, что он наклонился и не тряс передо мной… всем своим. А всего лишь смотрел глаза в глаза, да так, что и не разглядеть ничего кроме пылающих ненавистью ярко-синих радужек.

Плохо было, что именно с ненавистью.

Чего это он? Ну ладно, какой-то мальчишка на нем повалялся. Сомнительно же, что это может вызвать такие чувства!

Странный он какой-то.

Так ведь и сжечь можно.

Я почувствовала себя ужасно неуютно, что со мной в принципе редко встречалось, и перевела взгляд на потолок.