Тогда ты молчал

— Мы полетим туда уже сегодня. На вертолете. Ты, Ганс и я. Все уже организовано. Встречаемся в десять на аэродроме.

— Да. Ясно, — она вспомнила о своем разговоре с Плессеном и о допросе, который теперь придется отложить еще на один день. Но поездка была важнее. Как он воспримет известие о том, что его сестра теперь действительно мертва?

— Мне… мне очень жаль, Мона, — сказал Бергхаммер. — Я был… я был не прав с этим…

— Да, Мартин, но теперь это нам уже не поможет, правда?

Становление личности — это риск. И трагично, что именно демон внутреннего голоса представляет собой одновременно и величайшую опасность, и необходимую помощь.

Необъяснимым образом зачастую бывают смешаны самое низкое и самое высокое, самое лучшее и самое гнусное, самое истинное и самое ложное, распахивая бездну смятения, обмана и отчаяния.

К. Г. Юнг

Часть третья

1

Четверг, 24.07, 20 часов 10 минут

В четверг вечером Давид, как и все остальные, ушел из дома Плессенов. Дождь закончился, но воздух все еще был влажным и прохладным, когда они все вместе прошли через парк поместья к кованым воротам. Было около восьми вечера. Давид шел позади всех и, пока шедший первым Хильмар открывал ворота, спрятался за кустами рододендронов.

Согнувшись, он смотрел на мощные темно-зеленые листья. В мокрой траве его кроссовки быстро напитались водой, а это было плохо, потому что из-за этого он мог оставлять хорошо видимые следы. «Надо не забыть разуться, прежде чем снова войти в дом», — приказал он себе мысленно. Он напряженно прислушивался к голосам удаляющейся группы, пытаясь определить, не хватились ли его. Непохоже. Даже полицейские, охраняющие поместье, как знал Давид из своего опыта, никогда не пересчитывали людей, находившихся днем в доме, чтобы проверить, все ли вышли из него вечером. С утра они учиняли целую бучу с проверкой удостоверений личности и тому подобного, а вечером даже внимательно не смотрели, кто вышел, а кто нет. На второй день семинара он хотел доложить Моне Зайлер об этом упущении, но забыл. А теперь это ему пригодилось.

Давид услышал пару прощальных фраз, глухие хлопки закрывающихся дверей автомобилей, затем звук нескольких одновременно заводимых моторов и шорох гравия под колесами машин. Вскоре все затихло. Помня о полицейских, дежуривших в двух патрульных машинах перед воротами, Давид оставался за кустами еще минут пять, пока не убедился, что его никто не ищет.

Он осторожно выпрямился. Было все еще довольно светло, и Давид решил найти себе более падежное убежище, чтобы укрыться там до наступления сумерек. Пригнувшись, он перебежками пересек сад и добрался до огромного куста сирени высотой с человеческий рост, за которым он мог оставаться незамеченным и откуда можно было вести наблюдение за террасой Плессена. За сиренью находилась каменная ограда усадьбы. Давид протиснулся между нею и кустом и, уже основательно промокший, опустился на корточки. Ему было холодно, но он мысленно поблагодарил небеса за сырую прохладную погоду, которая должна удержать Плессена или его садовника от полива сада и не дать им обнаружить его.

Медленно ползли минуты. Давид попытался не думать о сегодняшнем, предпоследнем дне семинара. Сабина надеялась получить возможность еще раз выстроить свою семью, потому что предыдущий результат сделал ее жизнь мучительной. Она плакала и, насколько понял Давид, была не согласна с позицией брата. Она хотела, чтобы брат смотрел на нее. Чтобы был ей, как она выразилась, «настоящим братом». Но Плессен ни на йоту не изменил свою оценку ситуации и отказался повторить процедуру расстановки семьи.

— Что было правдой, правдой и останется, — объяснил он ей тихо, терпеливо, но, на удивление, твердо.

— Не имеет смысла подделывать правду лишь потому, что она нам неудобна, Сабина.

— Но я так не могу.

— Можешь. Однако мы сегодня упрямимся, да?

— Нет, но…

— Сабина! Только потому, что ты не хочешь видеть правду, найдутся люди, готовые рассказать тебе святую ложь. Тебе нужно лишь обратиться к ним.

— Что… Что ты хочешь этим сказать?

— Мужчины и женщины в сотый раз слушают твою историю — ту, которую ты любишь рассказывать снова и снова, — легенду о бедной Сабине.

— Фабиан…