Тогда, в дождь

— Я готов вам помочь, — сказал я, не совсем четко сознавая, зачем я это говорю, — возможно, хотелось положить конец этой беседе — вновь и вновь о Даубарасе, словно нет на свете ничего более важного.

— Ах, ты прелесть! — улыбнулась она и опять взяла меня под руку; Шапкус поджал губы. — Папочке ты понравился.

— Понравился? — украдкой бросил взгляд на противоположный край стола; Вимбутаса там не было, салфетка была брошена прямо на тарелку. — А почему?

— Ты рассказывал ему о Гаучасе. О каком-то солдате Гаучасе, не помнишь? И даже обещал когда-нибудь привести этого солдата сюда. Не каждый в один прыжок одолевает метровую изгородь, Аурис. Папе это понравилось.

— Ерунда какая-то, — я прикрыл ладонью глаза, свет показался мне слишком ярким, режущим. — Чтобы я профессору…

Pertee… sit ius liceatque perire poetis… солдат? Гаучас? При чем здесь Гаучас, солдат, о котором я вдруг позабыл, ведь если бы не забыл, я бы, возможно, ни ногой в этот дом…

Я стиснул зубы, когда подумалось, что не пристало говорить о Гаучасе в этом доме, при застолье с винегретами и наливками; это попахивало предательством; я содрогнулся.

— Мой милый мальчик, — услышал я тем временем голос и вовсе сник: хватит, хватит с меня! — Мой милый мальчик, — то, что одному может показаться полнейшей ерундой, для другого явится целым откровением… Вот вы с папашей Вимбутасом беседовали о солдате… который смеялся над смертью… А ведь это, на мой взгляд, весьма и весьма глупо — смеяться над смертью… Именно, милый мой мальчик, над собой смеемся…

Шапкус говорил и дальше; обеими руками он упирался в спинку стула, взгляд его горящих глаз был устремлен на нас, но я весьма смутно соображал, о чем он толковал; освободив свой локоть от теплой ладошки Марго, я притулился к стене и растерянно смотрел на эту девушку, а сам все думал, что же это я наплел ее папаше и, разумеется, когда, — распорядок нынешнего вечера или ночи (ночи, ну конечно же ночи!) был довольно сумбурный; да если я еще с той девчушкой… Это окончательно отрезвило меня — когда я вспомнил, что болтал и с нею — той щупленькой девушкой в облегающем голубом платье, с ослепительно белым, ручной вязки воротничком вокруг изящной, стройной шеи; и преследовал же меня взгляд ее словно обрызганных дождем глаз — стоило мне лишь отвернуться или подойти к Вимбутасу или Марго; вдруг я даже собирался ее поцеловать, кто знает, а может, просто нес всякий вздор, — ее здесь уже не было; я повернулся к Шапкусу.

— Видите ли, — продолжал он, полемизируя непонятно с кем (неужели со мной? Да ведь я как будто ничего ему не сказал; а вдруг…) — Вот и учиться вас, комсомольцев, направляют другие… самим вам, очевидно, и в голову бы не пришло — учиться… наука так и осталась бы для вас terra incognita…[11]

— Предположим, не для всех, товарищ доцент, — услышал я свой голос; о, наконец-то! — Обобщения всегда в какой-то мере хромают.

— Бывают и исключения, мой друг. Я говорю о правиле.

— О каком правиле? — Шапкус посмотрел на Марго — будто она была виновата в моем упрямстве. — Что за правило, мой мальчик? Какие, скажем, мотивы привели в университет вас?

— Покамест я еще…

— Ну, на курсы?

— По-моему, желание учиться.

— И только?

— Это так понятно, что разъяснять это…

— Беречь слова, мальчик, похвальное дело, но сейчас, когда я спрашиваю…

— Хочется узнать кое-что…

— Вертится ли Земля? — Шапкус оживился. — Круглая ли она?

— Нет, — ответил я. — Хочется узнать, в какую сторону она вертится… И почему вертится — тоже, — продолжал я. — Это чертовски важно знать — почему.

— Но это слишком высокие материи, мой милый мальчик. — Шапкус отпрянул. — За пределами обсуждаемых нами ценностей. А для бедных литераторов… — он беспомощно развел руками.

— Для меня, товарищ доцент, все это очень важно. Даже этот вечер.

— Вечер?

— Да. И ваши речи.

— Ну, знаете… — Шапкус насмешливо склонил голову набок. — Вы с нашим профессором — два сапога пара… Да, да, с профессором Вимбутасом…

— Оставьте папу в покое, — поспешно проговорила Марго и наморщила лоб; это ей не шло.

— Слушаюсь, покорно слушаюсь… — Шапкус виновато вздохнул и обежал взглядом весь стол. Да, да! Не забывайте, милейший Шапкус, вы всего лишь преподаватель, но это ничего не значит, хоть вы и старший преподаватель, все равно кое-кто на ваше место… Хотя бы будущий муж науки Ионас Грикштас… милостью достопочтенного профессора… и всяческими протекциями… — он зыркнул на меня глазами, потом на Марго.

— Давайте не будем о Грикштасе тоже, — Марго потупилась.

— Уж не оттого ли, что ты с его женушкой, с этой белокурой принцессой… водишься…

— Нет, — улыбнулась Марго. — Просто это не относится к нашей теме, доцент Шапкус. Вы, насколько мне известно, человек четких воззрений, целенаправленный.