Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.(СИ)

Снег был все такой же грязный, вороны все так же морщили свои носы по ветру, люди, встречающиеся по пути, шли по своим людским делам, машина скрипнула тормозами и уткнулась в сугроб перед кованной монументальной изгородью.

- Леша, проводи буржуя, - сказал Борис Иванович.

- Яволь, - ответил Леша, вышел из машины, обошедши ее кругом, открыл дверцу для Тойво. - Шнель.

- Матка, яйки, партизанен, - хмыкнули розовые уши водителя.

Никакой враждебности по отношению к себе Антикайнен не ощутил. Зато он ощутил чувство величайшего волнения: старая ограда с элементами художественного литья не могла огораживать управление внутренних дел, либо иное казенное учреждение. За ней могло располагаться только кладбище, причем такое же старое, как и сама кованая изгородь.

- Сколько у меня времени? - спросил Тойво у Кочнова.

- Немного, - через приоткрытое окно "Волги" ответил тот.

Ноги не дрожали, слезы не наворачивались, никакие спазмы не затрудняли дыхание, поэтому ступая по узкой тропке ко входу, Антикайнен осенил себя двуперстным крестом и пробормотал на финском языке: "Господи, дай мне память, чтобы найти, дай мне силы!"

Он огляделся и не очень уверенно двинулся вдоль старых могильных надгробий, держась направо. Временами закрывая глаза, Тойво словно бы вызывал в памяти картины из далекого-далекого прошлого. Впрочем, углубляться в старое кладбище не было надобности.

Ноги задрожали, спазмы в горле затрудняли дыхание, на глаза навернулись слезы.

- Как же так? - прошептал Антикайнен и медленно опустился на колени прямо в ноздреватый и, словно бы, подпорченный, снег. - Как же я жил это время? Зачем я жил это время? Почему я жил это время? Радость моя, мне не нужна была эта жизнь. Прости меня.

Тойво зарыдал, почти не издавая никаких звуков. Только слезы, первые и последние за прошедшие десятки лет, скатывались по щекам на подбородок и капали на согнутые в коленях ноги. Он нашел в себе силы и протянул руку, коснувшись замшелого могильного камня, на котором еще можно было прочитать имя "Lotta".

1. Где-то полыхает гражданская война.

Тойво быстро оправился от полученных ранений. То ли близость весны, то ли жизнь собачья способствовали скорейшему излечению. Некогда было обращать внимание на травмы и болячки, время не позволяло терять его понапрасну.

Революция разгоралась костром непримиримой борьбы финнов-буржуев и финнов-пролетариев. Кто против кого играл в "революцию" было на самом деле неясно. Лахтарит (мясники) тузили веня-ротут (русских крыс), те брыкались в ответ. И среди тех, и среди других были жертвы. Простые финны, не принимавшие участие в революции, лишь удрученно качали головами. Вопрос о национальности промеж лахтарит и веня-ротут стоял остро, но не вполне. И русских, и всяких пришлых народов, не говоря уже о коренной национальности, во враждующих группах хватало. Они даже переходили друг к другу по настроению.

Да и руководили революционной гражданской войной два злейших друга: Куллерво Маннер и Карл Маннергейм. Первый - былой член эдускунты, второй - былой российский генерал. Что забавно, в кадетские годы, в пору увлечения героической составляющей всяких народных преданий, в том числе, конечно, и "Калевалы", Маннергейм придумал себя называть "Куллерво", бунтующим персонажем сомнительных моральных качеств. Кое-кто это прозвище помнил.

Поэтому этот кое-кто мог запросто перепутать, от кого пришла директива: от Куллерво Маннера, либо же оная за подписью "Куллерво" Маннер с точкой на конце, типа - сокращение. А большинству было до лампочки: хоть Маннер, хоть Маннергейм - немного пуф-пуф поделать и поиметь от этого материальную прибыль.

Финн, позиционировавший себя этническим, сделался идейным вдохновителем "веня-ротут", герой разных войн Российской империи оказался лидером "лахтарит". Вилье Таннер, да и Отто Куусинен только чесали затылки: судьба - индейка.

И Таннер, и Куусинен потеряли всяческий интерес к Революции, как таковой. Дышавший парами разложения великодержавности Таннер, утратил все свои иллюзии, когда появились реалии, исходя из которых нужно было брать грех на душу и отдавать приказ об убийствах. Куусинен бросил свое увлечение интернационалом, от которого все явственнее тянуло запахом крови, и, в свою очередь, отошел от руководства каким бы то ни было кровопролитием.

Все объяснялось просто: ССП (общечеловеческий) - сволочной свод правил. Каждый обрел деньгу немалую, хотелось, конечно, больше, но уж, как получилось. Деньги - двигатель революций, но их еще нужно было как-то сохранить, если удалось добыть. А война, да, к тому же гражданская - это палка о двух концах: можно ею ударить, но можно и ответку получить.