- Стоять, сволочи! - словно в ответ спереди раздался голос, показавшийся Антикайнену смутно знакомым.
8. Буй.
Тойво, сидевший в вагоне поезда, засунул руку во внутренний карман пиджака и обнаружил там свой бумажник. Судя по его толщине, с момента выезда из Петрограда он изрядно похудел. Вместе с бумажником лежал пистолет - не тот, с которым он приехал в Буй, трофей из далекого детства, а другой - плоский и маленький. Верного пуукко - финского ножа - тоже нет. Да, вообще, ничего нет - ощущение, что его самого вдели в чужой гардероб и чужие принадлежности и отправили в этот Семипалатинск. Может, так оно и было.
Поезд мчал его по чужому маршруту, а своя память постепенно возвращалась.
***
Тогда посреди леса они остановились, тревожно вглядываясь в ночь: это кто еще тут пошаливает? Ночь не была темной, она была сумеречной, как и положено в это время года в этих широтах.
Первыми среагировали пьяные чекисты.
- Это Имре подоспел, - сказали они хором и хором спрыгнули с задков телеги.
Смутно знакомый голос обрел форму: четыре человека, сам Имре с оттопыренным ухом и пять лошадей под седлами, деликатно общипывающие траву на обочине.
- Все, приехали, - тревожно прошипел Тынис.
- Так - все с телеги, - проговорил Тойво. - Залечь на землю, но только не под колеса. Я сейчас поговорю.
Все, в том числе и возница, выбрались на землю. Он остался стоять, прочие же залегли. Чекисты же, наоборот, одновременно попрыгали обратно в телегу и стали болтать ногами.
- Дорогие товарищи буйцы и буйки! - зычным голосом на чистейшем русском языке сказал Тойво.
- Ты с ума сошел: какие буйки? - опять прошипел Тынис, отчего-то даже не удивляясь вдруг возникшей у товарища способности говорить на иностранном языке.
- А как тогда? - снова по-фински прошептал Антикайнен. - Буйволы и буйволицы?
- О, Господи! - простонал эстонец.
- Смело, товарищи, в ногу, - снова громко сказал Тойво по-русски. - Вся власть советам!
К нему прислушались все новоприбывшие, в том числе и Имре.
- Слово депутатам! - на этом словарный запас на русском языке иссяк. Все, что удалось запомнить со всех съездов, которые он в свое время посетил, исчерпалось.
Тойво вгляделся в сумрак и поднял вверх руку, словно призывая к вниманию. Жест был странным - если сдаются на милость победителя, то подымают, как правило, обе руки. Еще страннее были последующие за этим слова.
- Стрелять только по моей отмашке! - прокричал Тойво, на этот раз по-фински. - Большого не задевать, прочих бить на поражение.
Тынис очень пожалел, что у него под рукой больше не было водки. Чех и четверо его сообщников были вооружены наганами, а Антикайнен сошел с ума и разговаривает с лесом. В общем, в свою экспедицию он может не попасть.
Однако Тойво опять обратился к нему с просьбой переводить, и Тынис, вздохнув, взялся за дело.
- Имре, зачем ты привел этих людей, ведь они не чекисты? - вопросил он.
- Главное - я чекист, - ответил чех. - Девку твою я возьму, прочих в расход. Тебя и эстонца - тоже.
Последнее не понравилось Тынису до ужаса.
- А, может, разберемся между собой? Дело-то касается только нас, остальные не при чем.
- Мы уже поразбирались! - усмехнулся Имре и осторожно потрогал свое ухо. - Товарищ Мищенко попросил доставить тебя и твою девку к нему. Так что ничего личного.
Мищенко! Тойво сразу же вспомнил дезертира, которого когда-то задержал на вокзале Выборга. Вполне возможно, что Революция освободила его и возвысила. Сразу же вспомнился непонятный инцидент в поезде в Хельсинки и последующий за ним арест семьи Лотты.
- Так это все он организовал? - спросил Тойво.
- Без понятия, мне неважно.
- Мищенко - большой человек?
- Большой, большой, - ухмыльнулся Имре.
Чекисты в телеге задремали, Лотта во все глаза глядела на Тойво, Тынис, почти не задумываясь, переводил.
Самое больное чувство у человека - это чувство собственного достоинства. Грань между ним и грехом гордыни настолько тонка, что не каждому удается найти подходящее лечение, когда чувство "заболело". Верный способ выздороветь - это не терять любовь к своим ближним, не делать зла, которое может на них отразиться. Зачастую же кое-кто пытает другое самолечение - месть, что может вызвать только жесточайшие осложнения и последующее за ним хроническое заболевание. Гордыня подпитывается местью и сжигает душу. Месть паразитирует жестокостью и коварством. Был человек, уважающий себя - стал чудовищем, не считающийся ни с кем.
Well alas we've seen it all before:
Knights in armour, days for yore,
The same old fears and the same old crimes.
We haven't changed since ancient times (Dire Straits - Iron hand).
Как печально, что мы все это видели раньше:
Рыцари в броне, былые дни,
Те же самые старые страхи и старые преступления.
Мы не изменились с древних времен (перевод).