Секретарь только рукой махнул и потерял совершеннейший интерес к разговору. Тойво же сам себя заставил прикусить язык. Откуда он взял эту дату, зачем озвучил ее принародно? После блужданий вне тела у него малость не того стало с восприятием действительности. Нельзя говорить о том, в чем уверен. Вообще, нельзя ни о чем говорить. Даже думать нельзя - мысли материальны.
А поезда все не ходили. Белые дрались по всем фронтам с красными, рабоче-крестьянские коллективы грабили всех, кого ни попадя, а Вова Ленин заигрывал со своими хозяевами - немцами. Брестский мир, контрибуции и все такое.
Седьмого июля к общежитию, где нашел приют Тойво, пришли три человека с двумя винтовками. Был вечер, в барачного типа строении, выходящем на реку, никого не было. Раньше здесь, вероятно, хранился и сушился всякий такелаж для бурлаков, пока те на лихачах раскатывали по городу, прогуливая заработанные деньги. Теперь стояли железные кровати, и спал народ, перебивающийся случайной работой в городе. Народа было немного: кто нашел себе жилье получше, кто в рюмочной ронял слезу в стакан с перваком, кто был на работе.
Тойво только вернулся со смены, отужинавший в столовой при депо, и намеревался пойти на рыбалку, чтобы скоротать вечерок и побаловать себя ушицей. Вошедшая троица сразу же сделалась вышедшей троицей: они вошли, огляделись и сразу же вышли. Только один человек вернулся - секретарь их ячейки.
- Гражданин Антикайнен, - сказал он очень официально. - Предлагаю следовать за нами.
- А вы - это кто? - спросил Тойво.
- Мы - это добровольная народная дружина.
- С винтовками?
- С винтовками.
- А куда, если не секрет?
- В ЧК, - сказал секретарь и подбоченился. - Попался, вражина!
Тойво не удивился и не расстроился. Он отчего-то был готов к подобному развитию событий. Земля Пермская - древнейшая Биармия, и каждый человек, который не пытается закрыть свои чувства, доверившись инстинктам, может кое-что ощутить. Тем более, когда после недавних событий все его чувства обострились.
- А в чем, собственно говоря, дело? - задал он вопрос.
- Вчера, 6 июля, в городе Москве был подло убит немецкий посол Мирбах. Все, как ты и сказал, - торжественно сказал секретарь. Он был родом с окраины, не сумел в свое время обучиться грамоте, на войну по малолетству не попал, теперь же обрел настоящие возможности, какие только может обрести неравнодушный к делу Революции человек.
В первую очередь, он научился читать и писать. Писать всякую лабуду, типа "мама мыла раму", а читать "Капитал" Маркса. Книгу он так и не осилил до конца, но не бросил это дело, каждый день постигая по абзацу-другому. Зато приучился читать газеты, особенно ленинскую, а, может быть, уже и не ленинскую, "Искру".
В этом листке была пропечатана срочная "молния": злодейски убили Мирбаха, половина убийц найдена, другая половина бегает. Секретарь сразу же сопоставил факты, которые упрямо твердили: один из убийц прибежал аж к ним, в Пермь. Его надо задержать, а если это сделать самостоятельно, да сдать в ЧК - это слава, это почет, это признание!
Два знакомых сторожа с продовольственного склада одобрили задержание. С винтовками против какого-то чухонца - да они в империалистическую целые взвода немцев в плен брали!
И невдомек им, сердешным, что убийство немецкого посла - это не бандитская увертюра, а настоящая силовая акция, граничащая с переворотом, против режима Вовы Ленина.
В ночь с 5 на 6 июля 1918 года судьба несчастного Мирбаха была предрешена. Недовольные товарищи в отношении соглашательской политики с немцами и несоглашательской политики с соотечественниками, которую проводил Ленин, закончив свои личные дела в первые полгода после Революции, стали клубиться по углам и шушукаться.
- Вот ты сколько денег натырил? - спрашивал Свердлов Менжинского.
- Что ни есть - все мое, - отвечал Менжинский.
Это они про свои личные дела поговорили. Денег - море, власти - океан, пора было о великорусской гордости думать.
- А не кажется Вам, любезный соратник, что немцы нам больше не особо нужны? - обратился Сталин к Бокию.
- Тут дело не в германцах, - охотно поддержал разговор товарищ Глеб. - Вова Бланк - задрал просто. Пусть сколько угодно пляшет под дудку кайзера, но на государство забивать не стоит. Мы не для того кровь проливали под выстрел Авроры.
- Ага, - важно кивнул Сталин. - Сколько товарищей кровью истекли от наших с тобою великих помыслов, чтобы теперь все дело псу под хвост! Но Ленин - это авторитет. За ним вся бандитствующая голытьба. А их еще как-то обратно к станкам и полям привлечь надо. Гастарбайтеров не хватает, вот арабов бы к нам!
- Где ты видел работающего араба! - фыркнул Бокий. - Бланку мы можем по носу щелкнуть, да так, чтобы и немцам понятно стало: расходятся наши пути-дорожки.
- Кто с нами? - сразу же подобрался Сталин.
- Кто не с нами - тот против нас, - сказал Глеб и убежал встречаться с Троцким, Дзержинским и потом с гулящими девками из института - институтками.