Тойво – значит надежда. Красный шиш

Мышцы тела ныли, значит, он преодолел стокилометровый рубеж за один переход. Идти больше? С такими провалами памяти можно и самому провалиться неизвестно куда. Он попытался сориентироваться по очертаниям берега и сделал вывод: он здесь уже когда-то был, а место это называется Гатчи. Здесь живут полтора человека, да и то не всегда. Однако рыбацкие хижины все-таки были на месте. И, протопив одну из них, можно поспать в тепле пару-тройку часов.

Советская власть пока до этого дикого берега не дошла, поэтому маленькие кодушки вдоль берега еще никто не запирал на хитрые замки. И продукты, из разряда «на всякий случай», все еще оставляли в местах, недоступных мышам.

Тойво не был мышью, поэтому доступ к традиционному в Карелии чаю, сухарям, соли и «сущику» – высушенной корюшке – у него был ограничен только его голодом и совестью. Он протопил маленькое жилище, вскипятил себе чай, размочил хлеб и рыбу, а потом, перекусив, завалился спать.

Опять, к счастью, обошлось без всяких сновидений, и опять Антикайнен проспал до следующего утра. Вероятно, теперь это у него вошло в привычку: отрубаться на двадцать часов, чтобы при просыпании удивляться. Где я? Кто я? И еще несколько десятков вопросов. Ладно, пока ответы возникали в его голове сами по себе, не все еще потеряно.

Он заснул в одиночестве, а теперь возле двери на лавке сидел совсем молодой парень и смотрел на него, как любит смотреть баран на новые ворота.

– Ты чего? – спросил его Тойво.

– А ты? – ответил тот и заулыбался.

Во всяком случае, парень не выглядел ни агрессивно, ни сердито.

– Что в мире творится? – снова спросил Антикайнен.

– Да все по старому, – пожал плечами гость. – Антанта, ГОЭЛРО, продразверстка, продналог, перестройка, гонка вооружений, переселение народов и все такое.

– Ничего, что я разлегся, как собака, на твоей территории?

– Нормально, – махнул рукой парень. – А ничего, что я смотрел, как баран на новые ворота?

– Нормально, – теперь уже Тойво махнул рукой. – Тебя как зовут?

А звали парня Колей. По фамилии, конечно, Иванов. Родом из Самбатуксы. Пришел, чтобы рыбакам кодушки протопить: сейчас корюшка пойдет – надо ее ловить. Путина пуще неволи. Зимой не так ловится, как после схода льда, но сейчас она гораздо вкуснее. Как раз к Масленице для рыбных пирогов – курников116.

Они попили чаю с принесенными Колей из дома калитками117, а потом к Тойво в голову пришла неожиданная мысль.

– Товарищ Коля, – сказал он. – Мне очень нужно, чтобы ты отправил одно очень важное и секретное письмо по указанному мной адресу. Можно на тебя в этом понадеяться?

– Можно, – ответил парень. – Правда, придется для этого в город Олонец на почтамт ехать, но я постараюсь.

– Отплатить мне тебе нечем, но я дам тебе одну вещицу, которую ты запросто сможешь обменять на несколько рублей в военной комендатуре. Или у спекулянтов, которые заплатят подороже, но могут и обмануть.

– Что за вещь? – заинтересовался Коля.

Тойво достал из кармана полушубка свой армейский наган и пару картонов с патронами. Глаза у парня заблестели интересом.

– Надеюсь, что не будешь употреблять его по назначению и на бандитский промысел не пойдешь. Ты, вроде, человек разумный, так что отдаю в обмен на услугу.

– А самому уже не нужен?

– Так обойдусь теперь как-нибудь, – пожал плечами Антикайнен. – Все равно отберут.

У него еще оставался на вооружении старый огромный револьвер, но отдавать его «товарищу Коле» он не решился. Надо будет упрятать пистолет где-нибудь в укромном дупле одинокостоящего дерева перед тем, как выйти к людям. Пусть белки и дятлы стреляют. Придет время – заберет, не придет такое время – значит, не судьба.

– Договорились, – сказал парень и убрал наган в карман. – Где письмо?

– А вот сейчас я напишу, – ответил Тойво, достал химический карандаш и призадумался: на чем писать-то?

Было искушение, на обратной стороне бумаги Верховского, либо военного предписания для постановки на учет в Хельсинки, да попадет этот документ не в те руки – считай, приплыли. Шпион. И письмо не дойдет, и посыльного с этим письмом схватят. А отчеты Седякину, которые он начал, было, писать с первого дня их похода в Кимасозеро, он на второй же день закончил – перепоручил исполнительному и аккуратному Суси. Может, где-то бумажка завалялась, что-то типа черновика? Или использовал ее по назначению, то есть, сделал то, что обычно делают люди с мятыми бумажками в долгом походе по лесам?

Тойво исследовал содержимое своего походного вещмешка и с радостью обнаружил совершеннейший клочок размером пять на пять сантиметров. «Войну и мир» написать здесь не получится, конечно, но пару знаковых слов – вполне.

Антикайнен остро заточил карандаш, послюнявил его и написал: «HP, OBrandt». То есть, поздоровался118 и подпольную кличку обозначил. А потом добавил: «Меня забрали шифровальщики ГБ. Выручай, друг!» Больше писать было нечего, да и негде. «Шифровальщиками» он назвал людей Глеба Бокия – ГБ. Впрочем, если переиначить в Госбезопасность – то смысл не менялся.