— Неужели ты думаешь, что английский офицер не побрезгует вступить в войну с каким-то пиратом? Эти псы созданы для тюрьмы и виселицы.
Индианка ответила взглядом, полным презрения.
— Послушай, юноша, — отчеканила она, — когда краснокожие воины вступают на тропу войны, они либо убивают врагов в бою, либо берут их в плен, чтобы показать их тем, кто помладше. Я видела пленных воинов и утверждаю: мой брат не вождь и не воин. Руки его нежны, как у девушки. Они никогда не держали томагавка. Вождь Соленого моря захватил его вместе с другими юнцами. Это — великий вождь, он убивает мужчин, но ему нет дела до детей и женщин. У моего брата сильный язык, но слабые руки.
— Можно подумать, что ты знаешь о пирате больше, чем можем знать мы оба, — не скрывая досады, возразил англичанин.
— Вождь Соленого — великий воин, имя его известно во многих землях.
— Далеко отсюда его вигвам?
— Мой брат, — возразила индианка насмешливо, — плыл сюда от самого вигвама вождя. Краснокожие выбирают в лазутчики таких воинов, которые умели измерять тропу. Разве у бледнолицых иначе?
— Ты считаешь меня шпионом, засланным к вольным охотникам?
— Мой брат говорит языком моих врагов. Или язык его раздвоен?
— Пожалуй. Я и сам не могу понять, во сне я или наяву. Быть может, именно тебе я обязан жизнью. Если так, прими мою сердечную благодарность. Прости, если слова мои, возможно, не понятые тобой, показались тебе обидными. Скажи только, где я? Я помню только меднокожую девушку, пришедшую мне на помощь, когда меня цапнул аллигатор. А еще в моем неясном воспоминании остался милый образ не то ребенка, не то девушки, который, как ангел, являлся мне только во сне. Мне казалось, что я увидел глаза сестры. Но, по правде сказать, хоть я и не знаю, как ты относишься к пирату, у меня есть причины ненавидеть его. Мы снялись с якоря в Ямайке, цель нашего плавания состояла в том, чтобы разведать притоки Миссисипи. Я и несколько моих товарищей добились от старого ворчуна, я имею в виду нашего капитана, разрешения половить черепах и устриц. От фрегата удалились на порядочное расстояние и заплыли в глубокую бухту, где была тьма устриц. Не успели мы от души поработать граблями, как видим: прямо у нас перед носом появляется яхта, вся утыканная пушками и ружьями. Пистолетов при нас, естественно, не оказалось, и пираты попросту сгребли нас, как мы гребли устриц. Потом рассовали по каким-то чуланам, каждого поместили отдельно. И уж оттуда я дал тягу.
Из рассказа моряка индианка уразумела не более половины и все еще продолжала недоверчиво покачивать головой.
— Язык моего брата змеится. Он хочет уверить, что не вступал на тропу войны с вождем Соленого моря. Но и вождю незачем похищать юных воинов. Зачем же ему понадобился мой бледнолицый брат?
— Думаю, все объясняется трусостью пирата. Он боится, и не зря, что мы обнаружим его логово и обложим своими сетями, а потом повесим мерзавца на рее.
— Я же сказала, что у моего брата лживый язык. Народ моего брата вступил на тропу войны с вождем Соленого моря, а тот заманил воинов в ловушку. Разве не так?
— Милая моя девушка, — британец начал терять терпение, — мы не воюем с пиратом, хотя я не упустил бы случая заковать его в кандалы. Честь воевать с ним мы уступаем янки — нашим строптивым братьям. Вот с ними-то мы и ведем войну. Хотя, не то чтобы войну… Просто мы снарядили несколько кораблей и полков, чтобы малость проучить их…
— Народ моего брата не ведет войны с вождем Соленого моря и все же готов повесить его? Народ моего брата заслуживает собачьей смерти?!
Британца передернуло от этих слов.
— Мой брат говорит о янкизах, — продолжала индианка, — что ведет с ними войну, что хочет их проучить. А сам-то он разве не из них? Разве не на их языке говорит он?
— Я имею честь быть англичанином, — ответил молодой человек с самодовольной гримасой истого кокни[12]
.— Англичанин? — в раздумье повторила девушка. — Вождь нашей школы много рассказывал нам об этом народе. Он обитает на далеком острове в стране заходящего солнца. У этого народа есть престарелый вождь, который как малое дитя. — При этих словах она коснулась рукой лба. — Головы мужчин там полны тумана, а утробы прожорливы и ненасытны. Они уже посылали вождей в страну янкизов, но те прогнали их прочь. Так значит, мой брат из этого племени?
Британец, коему пришлось выслушать целый катехизис, вбиваемый сельскими учителями Америки в головы своих воспитанниц, не без смущения ответил:
— Разумеется, я с этого острова. И его вождю, как ты окрестила нашего короля, действительно свойственны кое-какие причуды. Палату лордов он принимает порой за стадо спесивых павлинов. Но я не могу согласиться с твоим отзывом о моем народе.
— Язык моего брата опять лукавит. Не из того ли он племени, у которого много кораблей, не из того ли он племени, на которое поднял томагавк Большой Белый отец?
— Из того, — с досадой сказал британец.
— И это племя, — с улыбкой притворного сочувствия спросила она, собирается проучить янкизов?
— Да, именно так.