Токеа и Белая Роза

Тем временем к ним подоспели остальные и с любопытством и удивлением уставились на незнакомца. Вид у него и впрямь был весьма странный. Волосы были старательно упрятаны под лисью шапку, но над верхней губой пробивался светлый пушок. На нем были индейские куртка и мокасины, но этот наряд дополняли штаны вполне цивилизованного человека. На щеках еще виднелись следы раскраски, но руки были белые, хотя и с легким загаром. Впрочем, последние сомнения разрешали его озорные голубые глаза.

— Полагаю, что вы уже довольно на меня нагляделись, — насмешливо и чуть раздраженно сказал Джеймс Ходж.

Да, то был наш старый знакомый, молодой мичман, который, одолев многие мили пути по лесам, через реки и болота, добрался наконец до здешних мест.

— Черт побери! — после долгого молчания воскликнул один из зевак. Выходит, ты не индеец?

— Я — англичанин, — улыбнулся Джеймс.

— Англичанин! — эхом откликнулись десятка два голосов.

— Но что вас завело сюда? — спросил Джеймса человек в зеленом камзоле.

— Ноги, — шутливо ответил юноша, но никто из окружающих его людей даже не улыбнулся.

— Сударь! — сказал ему один пожилой горожанин. — Вы находитесь в штате Луизиана. Перед вами граждане Соединенных Штатов. Человек, задавший вам вопрос — наш констебль, и подобные шутки тут неуместны.

— Мы прибыли на корабле…

— На корабле! — снова повторили все собравшиеся.

Послышался глухой ропот.

До городка только что дошла весть о высадке английских войск и о захвате ими американских канонерок на Миссисипи. И хотя поражение это было весьма малым по сравнению с победами американцев на озерах Эри и Камплейн и на море, все очень встревожились.

Отойдя в сторону, констебль о чем-то тихо заговорил с несколькими ополченцами, то и дело подозрительно поглядывая на юношу. А потом подошел к Джеймсу и сказал повелительным тоном:

— Сударь, у нас возникли в отношении вас некие подозрения, а посему извольте следовать за мной.

— Кто вы такой, чтобы приказывать мне?

— Кто я, вы уже слышали. А все остальные — граждане Соединенных Штатов, и наши страны, как вам должно быть известно, в настоящее время пребывают в состоянии войны, — спокойно и с достоинством возразил констебль.

— Что ж, я последую за вами. Надеюсь, что буду под вашей охраной.

— Вскоре вы получите возможность удостовериться в этом, — сухо ответил констебль.

И все тотчас же направились обратно в город.

21

В те времена в Опелоузасе было всего-навсего двенадцать деревянных домов, и лишь несколько из них были оштукатурены и выкрашены в зеленый цвет. К таковым принадлежал и дом мирового судьи, как тут его называли, сквайра.

Неожиданно изменившееся настроение толпы, похоже, не обещало Джеймсу теплого приема со стороны представителя гражданской власти, с которым юноше предстояло встретиться. Мрачноватая торжественность, с которой все шествовали мимо обнесенных заборами палисадников, и подозрительные взгляды, то и дело бросаемые на него ополченцами, свидетельствовали о повороте событий, весьма неблагоприятном для него.

Вдруг впереди послышалась музыка. Две роты во что попало одетых ополченцев важно вышагивали по улице по колено в грязи, а два музыканта бойко наигрывали «Янки-дудль». При виде столь нелепого зрелища наш англичанин поначалу остолбенел, а затем громко расхохотался. Однако никто из сопровождающих его даже не улыбнулся. Людей все прибывало, и когда они наконец подошли к дому сквайра, казалось, сюда сошлись все жители городка.

Констебль отворил дверь и пропустил Джеймса вперед. Охваченные любопытством люди ринулись было следом, но тут констебль крикнул:

— Тихо! Сквайр завтракает!

И все мгновенно подались назад.

В доме остались лишь констебль и оба преследователя Джеймса.

— Милости прошу! Не желаете ли позавтракать с нами? — обратился к ним пожилой мужчина весьма цветущего вида.

— Пожалуй, вот этому парню не мешало бы немного подкрепиться, сказал один из выпивох и плюхнулся в кресло.

— Присаживайтесь к столу, сударь, — сказал сквайр юноше, не поднимая глаз от своей тарелки. — Берите все, что вам по вкусу. Эй, старуха, принеси чашку!

Старуха, то есть хозяйка дома, налила гостю кофе, а ее дочь положила перед ним на стол салфетку. Обе держались столь доброжелательно и учтиво, что юноша сразу же проникся к ним симпатией. А когда хозяин повторил приглашение, Джеймс поклонился и принялся за еду.

— Ну, а вы пока можете выпить, — сказал сквайр остальным, указав на заставленный бутылками мадеры, портвейна и виски столик. Те не заставили себя долго упрашивать и, наполнив бокалы, выпили сначала за здоровье сквайра и его семейства, а потом и за здоровье Джеймса.

Хозяйка то и дело приветливо поглядывала на юношу, а две ее миловидные дочери, казалось, и вовсе позабыли о макрели, лежащей перед ними на тарелках. Один лишь сквайр как ни в чем ни бывало продолжал неторопливо поглощать кушанья, ибо, судя по всему, был человеком основательным и всякому делу отводил надлежащее время.

— Выборы уже закончились? — спросил он наконец.