– Значит, второго июня три года тому назад Кэнсаку Мацумура из «Хайм Инамурагасаки» разбился насмерть при загадочных обстоятельствах? – спросил Митараи, водружаясь на стул.
– Именно так. Кофе?
– Нам троим черный чай, пожалуйста, – распорядился Митараи, даже не поинтересовавшись мнением Фудзитани. – Тогда вы уже жили на восьмом этаже?
– Да, – ответил Канэко, колдуя над заварочным чайником.
– В «Хайм Инамурагасаки» вы въехали в восемьдесят четвертом?
– Да. – Канэко поднял голову и перевел взгляд куда-то в пустоту.
– А до этого вы где жили?
– В дешевом доме на несколько квартирок позади кафе. Я еще с тех времен держу это место. После рождения ребенка нам стало тесновато, захотелось найти место попросторнее. Как раз тогда в «Хайм Инамурагасаки» набирали новых жильцов.
– А откуда вы получили эту информацию?
– Из агентства недвижимости возле станции. Я и раньше засматривался на тот дом, поэтому пулей помчался туда и выбрал квартиру на верхнем этаже, с которого открывается самый красивый вид.
– И как вам? Комфортно живется?
– Да, я и мечтать не мог о лучшем. К работе близко, летом можно ходить к морю. Даже если пойдет дождь, можно добежать до дома, почти не промокнув.
– Значит, никаких нареканий.
– Все-таки, конечно, в моем возрасте хорошо бы уже иметь свой дом, пусть даже на арендованной земле. Не хочется как-то вечно жить на съемной квартире.
– Хм. Но вообще я тоже хотел бы жить в таком доме. Я ведь тоже немного занимаюсь виндсерфингом, – сказал Фудзитани.
На его слова никто не отреагировал, и на некоторое время воцарилось молчание, нарушаемое лишь звуком моросящего дождя. Похоже, ливень усилился. Небо озарилось вспышкой, вдалеке послышался низкий раскат грома.
– Значит, вы живете здесь уже целых восемь лет? Не испытываете ли вы каких-либо неудобств? – спросил Митараи.
– Неудобств?.. Ну, хотелось бы переехать…
– Не случалось ли на вашей памяти чего-нибудь странного?
Я отметил про себя, что голос Митараи был удивительно веселым. Когда-то он сказал такую вещь: «При виде аппетитного, соблазнительного угощения я начинаю разглядывать его со всех сторон. Точно так же и с фактами, которые я хочу узнать любой ценой». Кажется, сейчас он как раз переживал такой момент.
– Неудобств нет, но когда долго живешь в одном и том же месте, как-то приунываешь. Почему-то я чувствую себя подавленным. И все жители дома говорят то же самое, хотя никто и не понимает причины.
Канэко не спеша поставил перед каждым из нас по чашке черного чая. Вслушиваясь в звуки дождя, ставшие громче из-за вновь воцарившегося молчания, я рассматривал поднимающийся от них пар.
– Но больше всего, пожалуй, угнетают мысли, что я непонятно еще сколько буду жить в съемном жилье. Не проходит ни дня, чтобы я не думал об этом. Пусть каждый месяц я и плачу одну и ту же сумму, но она идет на погашение кредита, а значит, никуда эта квартира в конечном счете от меня не денется.
– Великие писатели эпохи Мэйдзи – Сосэки, Огай – и те всю жизнь снимали жилье. Если это повод уважать их меньше, то нынешних японцев уже не спасти, – ухмыльнулся Митараи. – Сомневаться в их авторитете сегодня мы можем не из-за отсутствия у них дома, а потому что в свете инцидента Котоку[138] и абсурдной деспотии тогдашних властей они побоялись высказаться и не толкнули ни одной речи в кафе.
Пораженный словами Митараи, Фудзитани решительно поддержал его:
– Вы правы. Единственным литератором тех времен, кто осознавал проблемы общества и хоть как-то затрагивал их в своих работах, был Такубоку Исикава. Что до Сосэки и Огая, то они избрали судьбу великого писателя, работающего в безопасности.
Фудзитани поставил чашку на блюдечко и поправил очки:
– Пусть сейчас я и работаю в журнале, тематику которого диктует толпа, но забывать свои профессиональные убеждения я не намерен. И гоняться всю жизнь за знаменитостями, возвращающимися утром домой после бессонной ночи, я не собираюсь. Не мне, как простому редактору, говорить такое, но однажды я хотел бы превратить F в журнал, освещающий общественные проблемы.
С симпатией взглянув на него, Митараи сказал:
– Нынешнему владельцу «Хайм Инамурагасаки» однажды придется продать дом. Быть может, увидев разницу между вырученной суммой и затратами на строительство, он тоже почувствует, что все эти годы арендовал его.
– Возможно… Но если взглянуть на ситуацию глазами кого-то вроде меня… – Канэко слегка самоуничижительно рассмеялся. Он производил впечатление человека, который часто улыбается, когда нет работы. – Выдающихся качеств у меня нет. Я второй сын в семье владельца захудалой сувенирной лавки на Эносиме. Один раз устроился на офисную работу, но сразу же разочаровался в ней. Всю жизнь проработал в этом кафе и в один день незаметно для всех окончу свое земное существование. Я мог бы и не появляться на свет, никакой разницы с того бы не было. Но хотелось бы оставить хоть какое-то доказательство, что и я когда-то жил в этом мире. Хотя бы умереть я хочу на татами в собственном доме, который затем отойдет моему сыну по наследству.