Токио. Станция Уэно

Ее Высочество принцесса, супруга наследного принца, сегодня в шестнадцать часов пятнадцать минут родила мальчика в больнице Императорского дворца. Принцесса и ее сын чувствуют себя хорошо.

На глаза вдруг навернулись слезы. Я изо всех сил напряг мышцы лица, пытаясь не заплакать, но плечи мои сотрясались с каждым вдохом и выдохом, и я закрыл лицо руками.

За спиной раздался шаркающий звук. Я обернулся и увидел бездомного. На нем было чересчур длинное для его роста пальто и ботинки с придавленными пятками, в которых он шел, будто в тапочках. За концертным залом «Токио бунка кайкан» другой бездомный толкал обеими руками тележку, груженную завернутыми в синий брезент вещами, с зонтиком, свисающим с ручки.

Я видел, как полицейские сели в патрульные машины и микроавтобусы и уехали прочь из парка.

«Охота на ведьм» завершилась.

Пахло дождем. Запах стал гораздо сильнее, когда дождь кончился. Токио практически повсюду залит в сплошной асфальт, и только в парках остаются деревья, почва, трава и опавшие листья, чьи ароматы становятся ярче после дождя.

Когда мне было тридцать, я каждый день задерживался на стройке допоздна – за такую переработку доплачивали дополнительные двадцать пять процентов от дневного оклада. Ночью, после дождя, направляясь к станции, я попадал в поток офисных работников, спешащих домой. Шагая в своих грязных ботинках по мокрому асфальту – в лужах отражались огни неоновых вывесок – я размышлял о том, ждет ли этих людей кто-то дома, и вдыхал запах дождя…

Небо на западе посветлело – лучи солнца пробились сквозь просвет в облаках. На востоке, однако, все еще висели тучи – неудивительно, если в любой момент дождь польет снова.

Раздался звук журчащей воды. Я посмотрел в сторону концертного зала, но так и не понял – то ли вода стекала по сточному желобу, то ли работал кондиционер.

Глядя в небо, вдыхая аромат дождя и прислушиваясь к звуку воды, я вдруг осознал, что мне делать дальше. Я будто достиг просветления. Просветление – кажется, это слово пришло мне на ум впервые в жизни. Я больше не буду жертвой обстоятельств, не буду пытаться сбежать от чего-то, я сам стану парусом и отправлюсь туда, куда подует ветер… я больше не чувствовал ни холода, ни головной боли.

Желтые листья деревьев гинкго плыли передо мной, точно растворенные в воде краски. Все они сияли нестерпимо яркой желтизной – и те листочки, что кружились воздухе, и те, что лежали на земле, мокрые и затоптанные ногами прохожих, и те, что еще висели на ветках…

С тех пор, как я стал бездомным, в деревьях гинкго меня интересовали лишь их плоды. Надев одноразовые перчатки, я собирал их в пластиковый пакет и нес на колонку с водой, где тщательно отмывал неприятно пахнущую кожицу. Затем я сушил их на расстеленных газетах, ну а дальше плоды можно было нести на торговую улочку Амэёко – там за килограмм предлагали семьсот иен…

Резкий порыв холодного ветра пронесся меж ветвей, и повсюду, куда ни глянь, в воздухе заплясали желтые листья. Смена сезонов как будто уже не имела ко мне никакого отношения… и все же я не мог отвести глаз от этого желтого цвета, казавшегося мне своего рода посланцем солнца.

Зазвенел звуковой сигнал для слепых, и я увидел, что светофор на другой стороне Ямасита-доори загорелся зеленым.

Я перешел дорогу.

Достал из кармана мелочь и купил билет.

И вошел на вокзал Уэно со стороны парка.

«Синкансэн в Тохоку – быстрее ветра домчит до Син-Аомори» – эта вывеска сразу же бросилась мне в глаза, и я подумал, что если сейчас сяду на поезд, то уже через четыре с половиной часа прибуду на станцию Касима… Впрочем, колебался я лишь мгновение – тоска по дому больше не заставляла сердце биться чаще, не лежала камнем на груди.

Множество дорог закрылись для меня навсегда.

И лишь одна простиралась впереди.

Приведет ли она меня домой? Это еще только предстояло выяснить.

Я стал спускаться по лестнице, что вела к платформе номер два внутреннего кольца линии Яманотэ.