Токсичная книга

Но мы слишком далеко заплутали в глубинах наших размышлений и уже ушли от того, с чего начинали. После капитуляции Японии многие военные покончили с собой. Ритуал этот – пугающий и непонятный для современного европейца, как вы понимаете, в данном случае является ни чем иным как последним словом в диалоге патриота с собственной Родиной. Отнюдь не с государствами противника, нет. Это можно назвать извинением за неспособность защитить свою Родину, а потому – поступком, который помогает истинному патриоту не упасть в грязь лицом и даёт шанс перед смертью сказать: «Да, я сделал всё, что мог!» И вы знаете, почему это истинно восточная традиция? Потому что Западу уже нечего терять. Образ Великой Родины Запад уже заменил на иконостас шкурного интереса. Мы, конечно же, исключаем тихие и спокойные «технические» государства, которые живут лишь благодаря товарам, выпускаемым на экспорт в Европу, либо являются офшорными банками для иностранных политиков. Абсолютно невозможно испытывать чувство гордости за государство, которое является либо кнутом, либо средством для наживы, либо полностью морально разложившейся проституткой – вы прекрасно понимаете это, я думаю.

В ходе массовых самоубийств погибает литературный критик и непосредственный наставник нашего героя. И в этот момент в голове Мисимы уже рождается идея написания повести, которую можно будет посвятить своему старому другу. Когда она оформится на бумаге, то станет некой репетицией таинства. Но пока Юкио работает над другим произведением, в основу которого ляжет документальная история о сожжении буддийским монахом Кинкаку-дзи – золотого павильона в храмовом комплексе Рокуон-дзи в городе Киото.

В этой истории Мисима неожиданно находит для себя то, к чему можно стремиться. Вот он! Вот он – единственный логичный финал, единственный ПРЕКРАСНЫЙ финал для любой подобной пьесы!

Все говорят, что жизнь подобна театру. Но для большинства людей это не становится навязчивой идеей, а если и становится, то не в раннем детстве, как у меня, – уже тогда я был твердо убежден в непреложности этой истины и намеревался сыграть отведенную мне роль, ни за что не обнаруживая своей подлинной сути.[53]

И роль эта, конечно же, блистательно выписана и выбелена, и очерчена ни чем иным, как Кругом Крови. И сегодня, через десятки лет, каждым упоминанием о нашем персонаже мы воздаём ему частицу наших аплодисментов за непредсказуемую и самую честную игру, в которую актёр только может играть со зрителем. Тем не менее, игра, которая проглотила настоящую суть Мисимы, была действительно патриотически-возвышенной, но об этом, опять же, немного позже. А пока – спустя два года после выхода в свет блистательного романа «Золотой храм», сейчас являющегося одним из самых читаемых произведений японской классики, на телеэкраны выходит фильм, снятый по этому воистину гениальному произведению. И Мисима всегда хотел вывести свою игру за рамки рукописей. Ему это удаётся – экранизации, театр, режиссура, полугодовое кругосветное путешествие в качестве корреспондента «Ассахи симбун», публикация его фотографии в энциклопедии под статьёй посвящённой культуризму. И немудрено – Мисима занимается плаванием, бодибилдингом, кэндо, карате и боксом одновременно. Неутомимый, постоянно активный и сосредоточенный – как и любой Вечный Игрок, прошу заметить, Юкио не гонится за славой, но гонится за первым местом на Олимпе жизни, чего бы ему это не стоило. И это логичная актёрская амбиция, как вы понимаете – понравиться всем, сыграть всё, пережить и прочувствовать, после чего сгореть в собственном пламени. Однако, оставив позади слабаков и трусов, Мисима не обвешивает себя лаврами и почестями – это делает сам зритель. Юкио же просто стремится вверх. Не для того, чтобы разделить жизнь с теми, кто уютно устроился в богемных компаниях, но для того, чтобы прыгнуть с этого обрыва вниз. Так младенец, который не знает, что его ждёт ТАМ, спешит родиться. И уверенность Мисимы в том, что смерть открывает какие-то новые двери, уже непоколебима. Он уже стоит на вершине этой гигантской скалы и понимает, что дальше – только задержав дыхание. И задержав его, как водится, навсегда…