Токсичный позитив также регулярно использовался, чтобы изолировать и заставить замолчать коренное население США и темнокожих. Ученые публиковали исследования, в которых доказывали, что у темнокожих меньший объем мозга и поэтому они страдают эмоциональной несдержанностью, а значит, в конечном счете угрожают общественному благополучию. Целью было не допустить, чтобы «расово полноценные граждане развивали в себе расово вредные эмоциональные состояния и манеру поведения, что может нанести ущерб наследственному материалу будущих счастливых и здоровых обществ». Это означало, что расовые группы надо разделять, дабы «защитить» белых людей от тлетворного влияния прочих групп.
Сегодня мы продолжаем видеть, как позитивность и счастье применяются в виде оружия против сообществ темнокожих и иммигрантов. Реплики вроде: «Давайте забудем все конфликты и будем жить дружно» и «Мы все одна большая человеческая раса», как правило, нужны, чтобы свернуть неудобные разговоры о расизме и дальше замалчивать дискриминацию, чтобы не портить настроение в коллективе и не обострять разногласия. Проблема в том, что мы ставим «хорошее настроение» одной группы выше существенных жизненных проблем другой. Фактически мы говорим: «Ты пострадал, ну извини. Но твоя негативная реакция на расизм очень меня раздражает, так что давай замнем эту тему».
В рамках культуры позитива от иммигрантов и цветных людей ожидается, что они будут благодарны за то, что имеют, и радостно вольются в погоню за счастьем, завещанную отцами-основателями. Если их это не устраивает, то они могут «возвращаться туда, откуда приехали». И напротив, для тех, кто «добился и превозмог» в очерченных ему системой границах, мы используем позитивные стереотипы. В обиход вошли фразы типа «Она сильная темнокожая женщина», но при этом никто не задумывается, почему темнокожим женщинам приходится быть сильными и почему мы ожидаем от них этого. Образ счастливого и продуктивного иммигранта превозносится за ювелирное воплощение американской мечты об успешном восхождении с низов социальной пирамиды. И пусть это положительно окрашенный стереотип и его часто используют как комплимент, однако он одновременно становится инструментом осуждения для тех, кто не может соответствовать этим высоким ожиданиям.
Сегодня расизм и другие формы угнетения сводятся к набору личных решений. Если у человека не получается повысить социально-экономическое благополучие, это потому, что он плохо старается. Слишком негативный, злой и неуживчивый. Недостаточно профессиональный, любит на все жаловаться, не ценит того, что имеет, и не ладит с окружающими. Озвучивать проявления социального неравенства считается инакомыслием. Людей с несгибаемым оптимизмом мы хвалим за то, что они никого не раздражают и не раскачивают лодку. Позитивность является цементом, скрепляющим социальную систему, она «бережет наш покой», но фундамент уже дает трещины, и некоторые люди не готовы молчать и терпеть.
Возмутиться и выразить несогласие — часто один из самых эффективных способов запустить перемены в обществе. Позитивные установки и погоня за счастьем, по большому счету, призваны сделать людей послушными и управляемыми. Преобладает мнение, согласно которому слишком заметные и громкие люди нарушают чужое право на счастье, а ведь оно есть у каждого. И все, что может помешать моему позитивному настрою, неудобно, нежелательно и заслуживает порицания.
Есть еще одна группа, которую втиснули в узкие рамки токсичного позитива. Это женщины.
Образ «счастливой домохозяйки» олицетворяет идеал женщины на заре современной эпохи, он предписывает при любых обстоятельствах, даже невыносимых, сохранять радостное расположение духа и излучать энергию. По сути, счастливая домохозяйка — это прекрасная фантазия. Нарядная и ласковая женщина, намывающая тарелки и с улыбкой накрывающая на стол по вечерам. В домашних делах она и самореализуется, и черпает вдохновение, а ее высшая цель — следить, чтобы ничто не омрачало счастье всех членов семьи[124]
. Когда этот образ был растиражирован в 1950-х и 1960-х годах, многие женщины, к слову, уже вышли на рынок труда. И лишь те, у кого были время и деньги — в основном белые женщины, — могли позволить себе оставаться дома и воплощать эту фантазию. Этот образ активно критиковала Бетти Фридан, которая призывала освободить женщин от домашнего заточения[125]. Но, как указывала феминистская писательница белл хукс, вопрос о том, кто возьмет на себя домашние дела, когда женщина отправится искать счастье в большом социуме, оставался открытым. Оказалось, что эта роль предназначалась представительницам расовых меньшинств: им предстояло взять на себя нагрузку, связанную с ведением быта[126]. Из этого следовало, что лишь часть женщин освободится от стереотипа «счастливой домохозяйки», а остальные продолжат выбиваться из сил, пытаясь воплотить эту фантазию.