Токсичный роман

– Я люблю тебя, Грейс. Люблю тебя всем сердцем. – Твои глаза умоляют, глаза, в которых я терялась так много раз. Ледники, леденцы и море, такой особенный голубой, такой твой, я этот цвет больше нигде не видела.

– Хорошо, – говорю я. – До конца лета.

Ты тянешь меня сесть на кровать рядом с тобой и через пару минут засыпаешь, ты так устал. Я остаюсь, пока медсестра не говорит, что пора уходить. Я выскальзываю из объятий, касаюсь губами твоего лба, а потом тихо закрываю за собой дверь. Твоя мама сидит одна в пустой комнате ожидания. Увидев меня, она встает.

– Я прочитала письмо, – говорит она. – Оно было… в его кармане. Они отдали мне его одежду после… Было так много крови.

Слезы катятся по ее лицу, и я обнимаю ее, как много раз она обнимала меня. Потерять тебя значит потерять и твоих родителей. Я об этом не подумала. Я жду, что она меня оттолкнет, но она этого не делает.

– Мне так жаль, – говорю я. – Я не знала, что делать.

Она отстраняется:

– Грейс, почему ты не сказала мне, что происходит? Ты же знаешь, какой он хрупкий. Я бы присмотрела за ним.

Я вешаю голову, пристыженная. Я так сосредоточилась на себе, что мне и в голову не пришло поговорить с твоими родителями. Или, может, я просто боялась.

– Простите, – говорю я. – Просто было так тяжело… – Начинаю плакать, и она сжимает мои руки.

– Милая, мы оба так сильно любим тебя. И Гэвин любит тебя больше всего в этом мире.

– Знаю. Я вас тоже люблю.

– О чем… О чем вы договорились? – тихо спрашивает она.

– Мы остаемся вместе. Постараемся разобраться со всем.

«Средние пальцы вверх, подними высоко руки, помаши перед его лицом и скажи ему ‘’пока’’…»

Я была так близка.

Она хмурится:

– Не могу сказать, что от этого мне лучше. Ты сделала ему больно. Этот парень, Гидеон…

– Я не изменяла ему, – говорю я. – Я бы никогда так не поступила.

Она вздыхает:

– Я не буду в это ввязываться. Но… ты теперь часть нашей семьи, Грейс. Ты нам как дочь. Когда ты так вот поступаешь, это влияет не только на Гэвина.

Я киваю, пристыженная:

– Я понимаю.

– Мы отвезем его обратно в больницу Бирч Гров на неделю или около того. Я хочу, чтобы он вернулся домой после этого, но он говорит, что хочет остаться в квартире. Мне нужна твоя помощь, чтобы присматривать за ним. Убедись, что он принимает лекарства. Мне просто нужно, чтобы ты мне сказала, если что-то происходит. Ты можешь поговорить со мной обо всем. Хорошо?

Я киваю:

– Хорошо.

– Я пойду вниз, найду Марка и попью кофе. Присоединишься?

Я качаю головой.

– Мне нужно идти. Мама меня ждет.

– Ладно. Ты придешь попозже, после школы?

Я киваю. Она еще раз обнимает меня и уходит. А я открываю дверь в твою палату и смотрю на тебя с минуту. Ты мог умереть, Гэв. Мне бы пришлось стоять у твоей могилы и знать, что это из-за меня, что больше не будет песен из-за меня. Но ты не умер. У нас есть еще один шанс. Твоя грудь вздымается, твои глаза двигаются под веками, и мне интересно, что тебе снится. Пульс на мониторе бьется ровно. Лекарство течет в твои вены, и ты жив.

Я тихо закрываю дверь и иду к лифтам.

Глава 38

Я сижу на полу своей кухни и держу нож.

Ты этого не знаешь. Ты тренируешься быть рок-звездой, пока твоя девушка сидит на корточках у посудомойки, гадая, хватит ли ей сил покончить с собой.

Я едва могу дышать, всхлипы прорываются через горло, слезы текут лавиной. Я похороню себя заживо. Я порежу кожу на кусочки. Клянусь, я это сделаю, сделаю. И я сожгу этот чертов дом, если так я смогу освободиться, оказаться без Гэвина Дэвиса. Прошла уже неделя с аварии, но я уже падаю в темную яму и не могу выбраться из нее и снова притворяться, что все хорошо, не могу. Почему ты все так для меня усложнил? Почему твоя жизнь должна быть в моих руках? Они недостаточно большие, чтобы удержать тебя.

Телефон прижат к уху, и я жду, когда моя лучшая подруга ответит. Нат берет трубку: яркая, веселая.

– Привет, дорогуша!

– Я больше не могу, – говорю я. Дыхание прерывается, и вырывается еще один всхлип.

Говорят, что лучший способ сделать это – порезать вены. Говорят, это не так больно. Словно заснуть, только вокруг будет бардак. Но ты все об этом и сам знаешь.

Тон Нат сразу же меняется.

– Грейс? Что случилось? – Она похожа на сердитую маму-медведицу. – Что он сделал?

Так много всего. Чего ты не сделал – сегодня, каждый день?

Я игнорирую вопрос:

– Я так устала. Я не могу. Не могу.

– Грейс, порви с ним. Это должно прекратиться.

Все мое тело дрожит, эта тьма внутри тянет меня в трясину.

– Все не так просто.

– Это просто. И если он умрет, блин, кому какая чертова разница.

– Боже правый, Нат.

– Прости, – ворчит она.

Твой голос играет на повторе в моей голове, громкость слишком высокая. «Сука. Шлюха. Потаскушка. Я люблю тебя, разве ты не понимаешь. Еще один шанс, просто еще один шанс. Я ненавижу тебя».

Я не могу оставаться с тобой до конца лета, как мы договорились, я это знаю. Но ты скажешь: «Я хочу всегда быть с тобой, в этот раз будет лучше, ты обещала, что дашь нам еще один шанс», и я сдамся, потому что не могу снова увидеть тебя на больничной койке.

– Мне приехать? – спрашивает она. – Я могу приехать.