Токсичный роман

Этот дом – тюрьма, провинциальный Алькатрас. Нат сделает его лучше. Она заставить прутья исчезнуть. Но моя мама никогда не разрешит. Не в будний день.

– Грейс?

Я смотрю на нож. Острое лезвие, темная черная ручка. Он меня пугает. Он настоящий. Он может причинить вред, если захочет.

– Я держу нож, – шепчу я. Я снова произношу это, чтобы я могла услышать эти слова, сделать следующий шаг. – Я держу нож.

Однажды я вспомню это. Этот крик о помощи. Даже сейчас какая-то часть меня знает, что я просто хочу почувствовать тяжесть ножа в руке, знать, что есть выход, если он понадобится. Знать, что я могу контролировать хотя бы это. «Это моя жизнь», – хочется прорычать мне. Тебе – моему парню-психу, моей семье, которая разговаривает только криками и наказаниями. «Я могу покончить с этим, если захочу». Это кажется единственный моим решением.

Это кажется властью.

Мы с Нат разговариваем час. Она уводит меня с края пропасти своим нежным голосом, теплом, уверенностью, что не всегда будет так. «Мы свалим отсюда», – говорит она. И я ей верю, по крайней мере немножко. Потому что, боже правый, что будет, если не свалим?

Когда солнце наконец опускается за горизонт, я понимаю, что пора перестать плакать и взять себя в руки. Мама и Рой скоро вернутся домой. Мне нужно приготовить ужин. Убедиться, что все мелочи идеальны: корешки книг стоят ровно, каждая травинка во дворе полита, край салфеток на столе совпадает с краем стола. Все это для того, чтобы мама с Роем не набросились на меня с порога. Мне нужно быть «идеальной дочерью». «Идеальной падчерицей». А не то…

– Уверена, что в порядке? – спрашивает Нат, все еще неуверенная.

– Да, я в порядке. Серьезно. Клянусь. Прости, что закатила такую драму.

– Расстанься с ним.

Я шепчу:

– Не могу.

У меня миллион причин. У меня нет ни одной. Неважно. Это чувство «не могу» сильнее всего остального, словно ты темный колдун, наложивший на меня заклятие. (Это так? Потому что это многое бы объяснило. Скажи мне, что ты колдун, Гэвин. Я поверю тебе.)

Я кладу трубку. Встаю и убираю нож на место. Лезвие подмигивает мне перед тем, как скользнуть в подставку. Если бы я только могла пронзить твое сердце, прекратить наши мучения. Вместо этого я вытираю глаза и накрываю стол к ужину.

Я открываю окно машины до упора, высовываю голову и кричу в ветер, потому что я двухстах милях от тебя. И это так. Чертовски. Хорошо.

– Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!

Я сажусь обратно, и Натали улыбается:

– О да.

Никогда не думала, что мама отпустит меня в Лос-Анджелес с друзьями, но когда сестра сказала, что может разместить нас на выходные и показать университетскую жизнь, мама сказала, цитирую: «Тебе уже восемнадцать. Сама решай».

Атака инопланетян удивила бы меня меньше.

Это все заслуга Нат. После того как я позвонила ей с ножом, она настояла, что нам нужно тут же уехать из города. Потом она позвонила Бет для поддержки. И, конечно же, Лис. Три дня спустя вот она я, несусь прочь от всего, что не дает мне спать по ночам.

Ты, конечно же, зол, что я уезжаю. Тебе не нравится, что Нат и Лис проводят так много времени со мной. Ты боишься, что они встанут между нами. Свежие новости, Гэвин: уже встали. То, что ты повторяешь одно и то же о них, не помогает. Ты хочешь, чтобы я перестала с ними гулять. Ты им не доверяешь и правильно делаешь. Они не в команде поддержки Гэвина. Совсем нет.

У меня не получается выбить из головы твою последнюю песню. Ты сыграл ее мне в тот день, как выбрался из Бирч Гров, куда родители заставили тебя ходить к врачу после выписки. Наше свидание закончилось криками, потому что ты узнал, что я ходила на вечеринку, где был и Гидеон. Не важно, что мы с ним едва тремя словами обменялись и что у него теперь есть девушка. Все равно не обошлось без «Чертова шлюха, ненавижу тебя». Ты такой умный, Гэвин. Ты знал, что, если выживешь в аварии, я больше не смогу тебя оставить. Только если не хочу испачкать руки в крови. Тебе повезло, что твои ставки оправдались. Теперь ты можешь делать и говорить все, что хочешь, разве нет? Теперь я там, где ты всегда хотел меня видеть.

Ты победил.

Вот такой была твоя песня:

Я смотрю, как ты спишь ночью,

Гадаю, что тебе снится,

Кладу руку на стекло,

Хочу, чтобы ты была со мной.

Между нами окно,

Толстое стекло все время.

Не могу вспомнить

Дни, когда ты была моей.

– Так, мне нужно уточнить, – говорит Нат, пока мы сидим возле придорожного ларька с тако. – Сколько именно раз он наблюдал, как ты спишь?

– Много раз, судя по всему, – говорю я. – Мне кажется, он пытается быть романтичным, но…

– Не-а, – говорит Лис. – Она берет чипс и окунает в сальсу. – Это жутко. То есть это уже больше, чем жутко.

Я не признаюсь, но согласна. Мысль о том, что ты стоишь за моим окном ночью, не наполняет меня бабочками и радугой, как ты наверняка думаешь. Ты же не пытался скрыть, что это делаешь, – ты спел мне эту песню, гордясь гитарным соло в середине.