Токсичный роман

Ты ведешь меня к кровати и нежно укладываешь. Я дрожу, словно мы никогда раньше этим не занимались, и кажется, что снова во мне будет отдаваться резкая боль.

Сегодня ты нежный, невероятно медленный. Я целую тебя страстно, пытаюсь ускорить тебя, но ты просто тихо смеешься в мои губы и бормочешь:

– Наберись терпения, кузнечик.

Ты тянешь вниз мои джинсы вдоль бедер, колен. Следующая на очереди – моя рубашка, та, в которой, как сказал Гидеон, я похожа на озорную библиотекаршу.

Гидеон.

Я закрываю глаза и пытаюсь забыть его, но это лишь делает его более реальным, и внезапно я понимаю, как справиться с этим.

Твой язык проникает в мой рот, но он больше не твой, это язык Гидеона, и я представляю, что не чувствую вкус сигарет или кофе. Становится легче, когда твои губы двигаются ниже по моей шее, а твои руки скользят по мне, отлично зная мою анатомию.

Я кусаю губу, когда ты прижимаешься ко мне, и я хочу тебя – не тебя, а Гидеона, я хочу тебя в виде Гидеона, и это неправильно. Я знаю, что это так, но не могу по-другому.

Ты протягиваешь надо мной руку, хватаешь презерватив и берешь меня за руку, чтобы я помогла тебе надеть его, и я смотрю, как ты закрываешь глаза и откидываешь голову, и я забываю о Гидеоне. Будь ты проклят за свою красоту.

Я теперь держу глаза открытыми и прижимаю тебя к себе, и мы – буря, несущаяся по комнате, и я цепляюсь за тебя, потому что иначе разлечусь на части, а твои руки и губы… не останавливайся, не останавливайся.

Ты падаешь на меня, наш пот смешивается.

У меня снова болит живот, и я выскальзываю из-под тебя. Ты прижимаешь меня к себе, моя голая спина касается твоей голой груди, и мы лежим, прижавшись друг к другу. Я в таком замешательстве. Сначала я представляю, что ты Гидеон, а это неправильно и развратно, потом хочу тебя, а теперь мне просто нехорошо.

«Из-за тебя я попаду в неприятности», – говорю я Гидеону.

«Тебе подарят любовь, – поет Бьорк. – Тебе просто нужно ей довериться».

Я отстраняюсь от тебя, бормочу что-то о душе. Ты с улыбкой смотришь, как я ухожу.

– Ты такая красивая, – говоришь ты с тягучим южным произношением.

Я стою в душе, горячая вода колет кожу. Я пытаюсь смыть тебя с себя, как только могу. Но мыло не помогает от всего. Не знаю, как объяснить тебе, даже себе, почему нахождение здесь кажется неправильным. Это словно прийти домой к незнакомцу или что-то вроде того.

Я не должна здесь находиться. Не сейчас. Еще нет.

Меня наполняет страстное желание увидеть Натали, Алиссу и Гидеона. Мне хочется быть на репетициях и разговаривать о том, как глупо, что нам все равно нужно проходить Президентский тест на спортивную подготовку, бежать милю, потому что государство так сказало. Мне хочется смеяться из-за дурацкого дресс-кода, из-за того, что Алиссу отправляют домой, потому что бретельки ее майки шириной в один с половиной дюйм, а не два и больше, как необходимо.

Почему я не могу быть с тобой честна? Почему просто не могу отпустить тебя и прекратить эти мучения? Если мне так плохо, нам нужно расстаться.

Но я не могу это сделать. Я хватаю кожу на внутренней стороне руки и сжимаю с силой.

«Ты тупая чертова идиотка. Я тебя ненавижу. Ты с ним остаешься просто потому, что ты трусиха, шлюха, которая боится остаться одной. Пошла ты к черту, Грейс. Пошла. К. Черту».

Если бы я могла объяснить себе, почему такая слабовольная, такая чертовски слабая и бесхребетная. Ты принимаешь лекарства. Может быть, ты будешь в порядке, если мы расстанемся. Это легкое упражнение: давай расстанемся. Я с тобой расстаюсь. Мы больше не пара. Я люблю другого.

Но во рту пересыхает, сердце останавливается. Не знаю, говорит ли мне тело не делать этого или я просто слишком труслива, чтобы сказать то, что нужно сказать. Печаль в том, что просто легче оставаться вместе. Не ворошить ничего. Не разбивать твое сердце.

Я не хочу становиться убийцей. Не хочу быть той девушкой, которая снова толкнет тебя в ванную. Я так запуталась во всем сейчас, что это даже не смешно. Я почти понимаю, почему папа ищет спасение в наркотиках и бутылках виски. Мне сейчас тоже хочется заглушить все чувства.

Я вытираюсь и одеваюсь, а ты уже ждешь меня в гостиной и держишь коробочку для украшений, перевязанную лентой.

– Что это? – спрашиваю я.

Ты вкладываешь ее мне в руки:

– Почему бы тебе не посмотреть самой?

Внутри совершенно новый блестящий ключ.

Ты засовываешь руки в карманы, твой привычный жест, когда ты нервничаешь.

– Я надеялся… Грейс, я хочу, чтобы ты переехала. Мы можем упаковать твои вещи на этих выходных…

– На этих выходных?

Ты проводишь руками по моим.

– Детка, нам нужно вытащить тебя из того дома. Они уже выгнали тебя на лето. Ты серьезно собираешься оставаться там до июня? Твоя мама побила тебя…

– Она не побила меня, и, Гэвин, я в старшей школе.