Толедские виллы

Затем в саду, в летних павильонах, расставили столы, над которыми высились триумфальные арки Амура; природа щедро украсила их цветущим жасмином, веселыми лозами и строгими миртовыми ветвями; горделивая, она на сей раз согласилась взять себе в помощники искусство, дабы удивить всех пышностью и великолепием. Гости уселись за пиршественные столы пораньше (хотя, судя по аппетиту, разыгравшемуся у мужчин, их трапезу следовало бы назвать не легким завтраком, а плотным ужином), чтобы осталось побольше времени для назначенного после полудня турнира на воде. Полноводная река образует в тех местах удобный для таких затей перекат, и все жители города, особенно же щедрые и отважные кабальеро, решили почтить новобрачных этой потехой. Когда гости уже основательно принялись за еду, на вилле появился проезжавший мимо дворянин из Кордовы; он привез письма для доньи Серафины, на конверте одного из них бедняжка узнала руку брата и прямо обмерла от страха. Попросив извинения у присутствующих, она вскрыла конверт и увидала следующие строки:

Письмо

После злосчастного происшествия, повредившего Вашему доброму имени, я был бы вправе не возвращаться к Вам никогда в жизни, разве чтобы отнять ее у Вас и тем восстановить Вашу, пусть не утраченную, но замаранную сплетнями честь, — ведь кровь для нее целебна. Однако пылкая любовь дона Андреса и обстоятельства, Вас оправдывающие, побудили меня внять просьбам влюбленного кабальеро и голосу долга (ибо после смерти матери я в ответе за вашу судьбу) — я решил думать не о мести, но о Вашем счастье.

Возвратившись из Лиссабона в Кордову, я там снова подтвердил дону Андресу свое обещание отдать Вас ему в жены, о чем и извещаю Вас, а также о том, что через четыре дня после вручения Вам сего письма мы с ним прибудем в Толедо. Убежден, что возражать Вы не станете: даже если брак этот, в котором Вы, не сомневаюсь, будете счастливы, Вам неприятен (для чего не вижу причин), Вы должны дать согласие хотя бы ради того, чтобы отмести все подозрения и показать, сколь равнодушны Вы к ним. Посему уведомляю, что помолвка состоится тотчас по приезде нашем в Толедо, а затем мы, уже втроем, вернемся в Кордову; надеюсь, что ласки и дары супруга быстро изгладят из Вашей памяти воспоминания о родном городе.

Посылаю также письмо нашему дяде. Убеленный сединами и умудренный годами старец, конечно, посоветует Вам то же, что и я. Да хранит Вас небо.

Писано в Кордове, июля такого-то дня.

Ваш брат дон Луис.

Все чувства, вся душа бедной Серафины, казалось, сосредоточились в глазах, вновь и вновь перечитывавших жестокий и окончательный приговор. И как скоро разум известил о нем сердце, девушка потоками слез и горестными вздохами отдала дань скорби, верной спутнице несчастных влюбленных. Окружающие заметили это, Ирене спросила подругу, чем та огорчена. Серафина, не в силах молвить слово, подала ей листок. Ирене прочитала письмо дона Луиса (другое письмо, от дона Андреса, было скреплено печатью — ее же властен вскрыть лишь огонь) и с участием обняла подругу. Погоревали обе вместе, затем Серафина решила не мешкая вернуться в город, чтобы не портить веселья своим унылым видом и поскорее исполнить некий замысел, от которого ожидала спасения. Поспешно простилась она с прочими гостями — знавшие о ее бедах выразили сочувствие, остальные удивились внезапному отъезду, — велела заложить карету и поехала домой, мечтая о том, чтобы карета стала для нее гробом, а дом — могилой.