Негоже было бы выставлять поручителями в столь безмерном долге льстивые слова, пока я еще могу расплатиться жизнью за жизнь, подаренную Вами. Горжусь, что Вы считаете меня своим слугою, и на правах такового, о щедрая и прекрасная госпожа, уже пользуюсь милостями великодушия Вашего, — добрые хозяева всегда дают одежду слугам. Бессоннице, которой я виною — и тут мне нечем расплатиться, — я только благодарен, ибо надеюсь что она была моей посредницей. Хоть я ее недостоин, я счастлив этой вестью и готов был бы отдать (если еще не отдал) в залог свою душу, только чтобы Вы были моим кредитором и чтобы я должен был Вам то сокровище, лишиться коего Вы страшитесь. Огорчен Вашим огорчением и злой участью покойного, о которой сообщаете; если его убили защищаясь, то мне жаль убийцы. Видеть Вас для меня очень важно — важней, чем Вы думаете. Итак, взяв желанию в провожатые быстроту, я буду ждать Вас в назначенном месте, уже не владея ни душой своей, ни жизнью, но горячо желая, чтобы годы Вашей жизни были отмерены столь же щедро, сколь Ваши милости мне.
Служанка взяла письмо и ушла, довольная и благодарная За подарок, сделанный мною, чтобы установить добрые отношения. Не мешкая, явился я в указанный монастырь, вскоре пришла туда Эстела, сопровождаемая стариком слугою и служанкой — нашей посредницей. Мы поговорили в одной из капелл. Не стану вас утомлять и скажу только, что мы условились встречаться днем в доме одной сеньоры, ее подруги, а по вечерам беседовать через решетку балкона, в доме самой Эстелы, — чувства наши, поначалу сдержанные, в течение первого ate месяца перешли в такую пылкую любовь, что я стал думать с ревностью о милостях, оказанных прежде дону Хорхе, и о его письмах, которые Эстела мне отдала, — увы, это лишь разожгло мою страсть, и я начал сомневаться в исполнении своих надежд. Соперник кружил у их дома каждую ночь и, случалось, заговаривал с Эстелой днем; присутствие родителей вынуждало ее быть любезной на словах, хоть и не на деле, и эти знаки внимания моя подозрительность превращала в великанов. Его же домыслы относительно убийцы кузена оказались ложными — выяснилось, что дон Гастон в ту злосчастную ночь был в Лериде;[108]
начали усердней искать настоящего убийцу, и я стал опасаться, как бы его и впрямь не нашли — на мою беду. Если б тайна была известна лишь мне и моей даме, я был бы спокоен, но ее знала еще и служанка, а тайна, известная трем — из них двум женщинам, — угрожает опасными родами. Все это, да еще моя ревность прибавили Эстеле решимости — мы, наконец, договорились, что три дня спустя я поднимусь в час ночи по той же лестнице, по которой, влюбленный и очарованный, спускался из ее комнаты, — я дам обет стать ее супругом, а она, исполнив мои желания, избавит меня от тревоги, их распалявшей; затем я отправлюсь к поверенным моей семьи в этом городе, открою, кто я, и когда ее родители узнают мое имя и состояние, будет легче добиться от них согласия на брак.