Толедский собор

Они требовали у Габріэля, чтобы онъ излагалъ имъ свое ученіе, и онъ поучалъ ихъ подъ непрерывный звукъ швейной машины, который казался отголоскомъ мірового труда среди тишины соборныхъ камней.

Вс эти люди, привыкшіе къ медленному, правильному исполненію церковныхъ обязанностей и къ долгимъ промежуткамъ отдыха, удивлялись нервному трудолюбію Саграріо.

— Вы убьете себя работой, — говорилъ надувальщикъ органныхъ мховъ. — Я знаю, что посл длинной мессы, когда много органной игры, которую такъ любитъ донъ-Луисъ, я проклинаю изобртателя органа — до того я устаю.

— Работа, — возбужденно говорилъ звонарь, — кара Божія, проклятіе, которое Господь Богъ послалъ во слдъ нашимъ прародителямъ, изгнаннымъ изъ рая; это — цпи, которыя мы постоянно стремимся разбить.

— Нтъ, — возражалъ сапожникъ, — я читалъ въ газетахъ, что трудъ — мать всхъ добродтелей, а праздность — мать пороковъ… Правда вдь, донъ Габріэль?

Маленькій сапожникъ смотрлъ на учителя, ожидая его отвта, какъ жаждущій мечтаетъ о глотк воды.

— Вы вс ошибаетесь, — провозглашалъ Габріэль. — Трудъ не наказаніе и не добродтель, а тяжелый законъ; ему мы подчинены во имя сохраненія и себя, и всего рода человческаго. Безъ труда не было бы жизни…

И съ тмъ же пламеннымъ воодушевленіемъ, съ какимъ въ прежнія времена онъ проповдывалъ толпамъ слушателей на большихъ собраніяхъ, онъ объяснялъ теперь этой маленькой кучк людей великое значеніе мірового труда, который наполняетъ ежедневно всю землю изъ конца въ конецъ.

Онъ разсказывалъ о томъ, какъ армія труда разливается по всему земному шару, какъ она поднимаетъ кору земли, бороздитъ моря, проникаетъ во внутрь земли. Едва солнце показывается на горизонт, какъ фабричныя трубы выпускаютъ клубы дыма, молотъ опускается на камни, плугъ разрываетъ землю, печи разгораются, топоръ рубитъ деревья въ лсу, локомотивъ мчится вдаль, выпуская паръ, пароходы разрзаютъ волны и вздымаютъ попадавшіяся имъ на пути рыбацкія судна, волочащія за собой сти. Каменоломъ разбиваетъ ломомъ скалы и, побждая ихъ, отравляется невидимыми частицами проглоченной пыли. Каждый ударъ лома отнимаетъ у него частицу жизни. Углекопъ опускается въ адъ рудниковъ, направляемый только тусклымъ пламенемъ своей лампы и вырываетъ изъ ндръ земли обугленныя дереьья доисторическихъ временъ, подъ тнью которыхъ ходили чудовища ушедшихъ вковъ. Вдали отъ солнца, на глубин мрачнаго колодца онъ рискуетъ жизнью, какъ каменщикъ, который, не боясь головокруженія, работаетъ въ воздух, стоя на хрупкой доск и любуется птицами, удивленными видомъ птицы безъ крыльевъ. Фабричный рабочій, роковымъ образомъ ставшій рабомъ машины, работаетъ рядомъ съ ней, какъ бы превратившись въ одно изъ ея колесъ. Его стальные мускулы борятся противъ усталости и онъ съ каждымъ днемъ все боле тупетъ отъ оглушительныхъ свистковъ и стука колесъ, изготовляя безчисленные предметы, необходимые для культурной жизни. И эти милліоны людей, трудомъ которыхъ живетъ общество, которые сражаются для насъ всхъ противъ слпыхъ и жестокихъ силъ природы и ежедневно начинаютъ борьбу сызнова, видятъ въ этомъ однообразномъ самопожертвованіи единственное назначеніе своей жизни. Они образуютъ огромную семью, живущую отбросами отъ достоянія небольшого меньшинства, ревниво охраняющаго свои привилегіи.

— Это эгоистическое меньшинство — говорилъ Габріэль — исказило истину, убждая большинство, порабощенное имъ, что трудъ — добродтель, и что единственное назначеніе человка на земл — работать до изнеможенія. Сторонники этой морали, изобртенной капиталистами, прикрываются наукой, говоря, что трудъ необходимъ для сохраненія здоровья, и что бездлье пагубно. Но они сознательно умалчиваютъ, что чрезмрный трудъ еще боле убиваетъ людей, чмъ праздность. Можно сказать, что работа — необходимость, это врно. Но не слдуетъ говорить, что она — добродтель.

Соборные служители кивали головами въ знакъ сочувствія. Рчи Габріэля будили въ нихъ цлый міръ новыхъ идей; до сихъ поръ они жили, подчиняясь условіямъ своего существованія, въ полубезсознательномъ состояніи, почти какъ сомнамбулы; а неожиданное появленіе этого бглеца, побжденнаго въ общественной борьб, разбудило ихъ, толкнуло на работу мысли. Но пока они еще шли ощупью и единственнымъ ихъ свтомъ были слова учителя.