Толкин и его легендариум

Скрещивающиеся, переплетающиеся, запутанные ленты истории, фольклора и легендариума Толкина не всегда текучи и неуловимы. Они бывают шумны, смущают, настойчиво и даже агрессивно сбивают читателя с толку. Это должно как минимум подтолкнуть к бдительному чтению. Лучшие радио- и кинопостановки тоже провоцируют это внутреннее смятение, эту необходимую непоследовательность, пусть и другими способами. Но может ли высокая творческая драма принести какое-то утешение, когда мы будем продолжать свое погружение в «антропоцен», в беспорядок, порожденный нашим катастрофическим вмешательством в окружающую среду, которое, в свою очередь, повлекло за собой изменения климата, ускорило пандемию новой коронавирусной инфекции и сделало ее глобальной?

Средиземье — таинственное и опасное царство, часто недружелюбное к разумной жизни, и его секреты глубже, чем туннели гномов в Мории. Старый лес — выразительный пример враждебной природной среды, агрессивной до такой степени, что хоббитам пришлось сжечь много деревьев, и хранящей в течение длительного времени непостижимые древесные обиды. Это не сентиментальная гармония с природой, о которой грезят пасторальные экологи, — это галлюциногенный, причудливый и смертельный ландшафт.

У Старого леса есть «дополнительная реальность» вдобавок к той, что воспринимают хоббиты, «сокровенный мир», который, по словам философа Юджина Такера, «сообщая нам о своем присутствии <…> одновременно раскрывает неизвестное». И обнажается здесь не какая-то «внутренняя истина», а «„скрытость“ этого мира» в худшем своем проявлении: он оказывается «пустым и безымянным, безразличным к человеческому знанию и тем более к нашим слишком человеческим желаниям и устремлениям».

Есть, однако, и более позитивная возможность. Даже если мы согласны с тем, что мир не вращается вокруг человеческих желаний и устремлений, мы все равно можем действовать как пастыри окружающей среды, заботиться о здравии и благополучии живых существ и завещать это будущим поколениям с помощью культуры — посредством литературы и движущихся изображений. Для многих память об изоляции и пандемии обрела незнакомые, даже жуткие очертания изменившейся повседневной жизни. Привычные вещи и занятия стали неуютными и странноватыми, к людям пришло отрезвление и понимание важности утраченного — от возможности отметить день рождения до посещения шоу и фестивалей, мы стали больше ценить простые радости и надежду на возвращение прежнего бытия.

В нашем «жутковатом» мире, как в Старом лесу, можно ориентироваться с помощью «песни». Творческое воображение, столкнувшись с самыми реальными из угроз, остается лучшим — возможно, что и единственным — проводником по лесу, по окружающей неясности. И «Властелин колец» является примером такой вдохновенной художественности и аргументом в ее пользу.

Никогда больше не следует идти по жизни подобно лунатику, как это было раньше. Мы должны задавать вопросы о повседневности и радоваться ей, чтобы обрести обостренное — пусть и пугающее — состояние творческого изобретательного осознания и тоски. Это, повторяя печальные слова Толкина, надо сделать ради «более доброго мира».

Поэтому — вернемся к Кольцу в книгах и фильмах — будьте изобретательны. Читайте и перечитывайте любимые пассажи, пропускайте что-то. Как говорил французский критик Ролан Барт, «великие повествования доставляют наслаждение самим ритмом того, что читается, а что нет. Хоть кто-нибудь читал Пруста, Бальзака, „Войну и мир“ слово за словом? (Прусту очень повезло: читая его раз за разом, никогда не пропускаешь одно и то же!)». То же можно сказать про «Властелина колец»: мало кто прочитывает все строки на эльфийском и даже все стихотворения — несмотря на то, что Толкин, наверное, один из самых публикуемых поэтов XX века. Каждый раз делайте текст другим — во многом как писал его сам Толкин и как редактировал его Питер Джексон. Благодаря своей радикальной неоднозначности эти тексты в любом случае будут каждый раз восприниматься иначе, вызывать другую реакцию. В них есть «бесконечное разнообразие», и благодаря им мы сможем, как выразился Уильям Блейк,

В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир — в зерне песка,
В единой горсти — бесконечность
И небо — в чашечке цветка[121]

.

Какими бы ни были мечты и устремления, после стольких сомнений и беспокойств книгу следует закончить улыбкой. «Стих колец», фрагмент которого выгравирован на Кольце Всевластья и который все читают с такой опаской, Джон Рональд Руэл Толкин сочинил, лежа в ванной у себя дома в Оксфорде на Нортмур-роуд, 20. Это было настоящее озарение. «Я до сих пор помню, как добрался до последней строки, ногой пнул губку на пол и с мыслью „Вот это то, что надо“ выпрыгнул из ванны».

Работы Дж. Р. Р. Толкина

The Hobbit / Хоббит.

Leaf by Niggle / Лист кисти Ниггля (в других переводах: Лист работы Мелкина; Лист Ниггла).

Smith of Wootton Major / Кузнец из Большого Вуттона.