Толкин русскими глазами

Чтобы понять, почему именно "Властелин Колец" стал культовой книгой, необходимо вспомнить кое-какие теоретические работы самого Толкина - в частности, его эссе "О Волшебных сказках". Там он прямо ведет речь о создании вторичных миров и об эскапизме. "Не о бегстве солдата с поля боя, но о бегстве узника из постылой тюрьмы". Расписавшись в нелюбви к современной машинной цивилизации, к прогрессу, порождающему в первую очередь бомбы и пулеметы, а также и к собственно "научной фантастике", Толкин сделал следующий шаг - сплел воедино лучшие образцы мирового эпоса, создав собственный "вторичный мир". Абсолютно сказочный, подчиняющийся совершенно иным законам, - но одновременно затягивающий, гипнотизирующий, подчиняющий своей воле.

Цитата Гончарова из эссе "О волшебных сказках" является еще одним примером русской адаптации привносимых извне идей. Толкин ничего не говорил о "постылой тюрьме". В оригинале сказано: "Они путают ...> Побег Узника с Бегством Дезертира" (T).

После развала Советского Союза, совершив побег из "тюрьмы" обязательного государственного атеизма, российское общество начало активные поиски новых духовных ценностей, призванных заполнить многолетний вакуум. Христианоподобное учение толкинизма привлекло многочисленных последователей и стало заметным социальным явлением в России. Это и не удивительно, поскольку нынешний социальный климат России имеет множество параллелей с социальным климатом Англии 30-х годов - времени, когда Толкин создавал свой легендариум.

В своей книге ("Стремление к вере") Ричард Джонстон исследует влияние на творчество романистов 30-х годов изменений, происходивших в мире: от поствикторианского общества "в значительной степени мифического, но, однако, отчетливо запомнившегося, упорядоченного и осмысленного"51, общества, существовавшего прежде, чем мы осознали, что мировым войнам нужно присваивать порядковые номера, к современному шумному послевоенному миру. Этот послевоенный мир был неведом и изменчив. Джонстон видел "все более механизируемое и стандартизируемое "послевоенное" общество, которое, казалось, отрицало ценность и роль личности, и писателей", стремящихся "восстановить силу и предназначение личности посредством веры"52. Католицизм и марксизм - две веры, которые, по мнению Джонстона, выбирали писатели того поколения для решения названных проблем,

Толкин, однако, не принадлежал к поколению, которое Джонстон описывает в своей книге. В отличие от других писателей, упоминаемых Джонстоном, Толкин воевал. Тем не менее, Толкин имеет с ними много общего. Описание поствикторианского общества у Джонстона как "в значительной степени мифического, но, однако, отчетливо запомнившегося" имеет неожиданный отклик в контексте легендариума Толкина. Цитата Джонстона из Кристофера Ишервуда, указывающая на "связь между мирами паблик скул53 и исландских саг", применительно к Толкину звучит очень уместно. "Мир саги - это мир школьника, с его распрями, незатейливыми шутками, страхом темноты, выраженными в игре слов, загадках и сдержанных высказываниях"54.

Столь же однозначно Толкин отвергал механизацию и стандартизацию общества, а хоббиты, как и сам Толкин, "не понимали, не понимают и не любят машин сложнее кузнечных мехов, водяной мельницы или ручного ткацкого станка" (Р. 19). Но, будучи набожным католиком и испытывая отвращение к марксизму, Толкин нашел третий путь, который побуждал его читателей "оставить в стороне недоверие" вместо того, чтобы вести к одной из двух доминирующих религий того времени.

Толкианство

Среди русских толкинистов не так уж мало тех, кто, прочтя Толкина, обратились в католицизм. И, как обычно, неофиты значительно более рьяны, чем верующие с детства. В конце октября 2002 г. на форуме крупнейшего русского толкиновского сайта Арды-на-Куличках55 одна из них подняла вопрос о беатификации Дж. Р. Р. Толкина как прелюдии к канонизации и в качестве признания его заслуг, поскольку большинство новообращенных приняли христианство под влиянием творчества Толкина. В возникшей вслед за этим дискуссии на полном серьезе затрагивались юридические каноны и правила канонизации. Святой Джон Оксфордский56?

Во вступительной статье к русскому изданию романов Клайва С. Льюиса "За пределы безмолвной планеты" и "Переландра" Яков Кротов с глубоким пониманием объясняет феномен популярности толкинизма, сравнивая повествовательные подходы Льюиса и Толкина к теме Бога57. Подход Льюиса он считает "положительно богословским", а Толкина - "отрицательно богословским". "Круг ведь можно нарисовать, заштриховывая его плоскость черным, а можно - заштриховывая черным поле вокруг круглого кусочка чистого листа. Можно говорить о Боге: "Он - то-то и то-то" (и это всегда будет аллегорией, ибо все известные нам "то-то", даже самый свет и жизнь, сотворены Богом и Богом не являются). А можно говорить: "Бог - не то и не то"".