Только анархизм: Антология анархистских текстов после 1945 года

Расточение, какое опасное слово! Опасное до такой степени, что нас давно уже научили пришпиливать его к стенке, помещая под бдительный надзор более основательных практик. Многие взяли себе на вооружение практику потлача в качестве надёжнейшей охраны, надеясь, что его смягчающие эффекты способны будут ослабить силу этого пленённого расточения. В ходе потлача члены сообщества уничтожают или свободно распределяют значительную часть своего богатства с целью продемонстрировать свой социальный статус и вновь укрепить свои связи в сообществе. Несмотря на внешние проявления, потлач всё ещё остаётся весьма религиозным жестом. Жертвование богатства, проводимое во имя него, не обязательно должно быть посвящено тотему любого из традиционных богов, но, безусловно, направлено на завоевание благосклонности общественного божества. Направленность потлача линейна: изнутри индивида к идеалу совершенного единства Сообщества и признанию своего статуса в его рамках. Напротив, расточение проходит по траектории бумеранга. Расточители транжирят свои собственные состояния, но делают это лишь в своих собственных интересах и ради собственного удовольствия. В акте расточения нет места ни для абстракции «Сообщества», ни для закрытого, металлического единства общественного тела, столь явно похожего на тело «Нюрнбергской девы»[10].

По другую сторону от расточения века западной традиции воздвигли гигантского стального стража отречения. Чертами лица он очень похож на гладколицего юного святого Франциска Ассизского, который некогда одним апрельским днём сорвал с себя все свои дорогие одежды на виду у всего города и отказался от всех своих материальных владений и социального статуса. Хотя на первый взгляд такой акт может выглядеть схожим с расточением, на самом деле он был проникнут религиозной сутью. Его отказ от семейного богатства был колоссальным и стремительным обменом материальных товаров на нематериальный запас религиозных обещаний. Его уход от местного сообщества города Ассизы был процессом, с помощью которого он мог получить доступ в настоящее, совершенное, бессмертное сообщество сонма собравшихся вкруг престола Господня.

Снова ловушка Работы – а именно понимаемой как наёмный труд – может послужить прекрасным примером.

Чему в плане Работы может научить нас наше монетарное рабство?

Прежде всего наша неволя напоминает нам о происхождении и метаморфозах Работы как концепта. Долгий процесс религиозного самообмана был необходим, чтобы пройти от мифа о рождении Работы как господнего наказания за первородный грех до печально известного девиза, увенчивающего вход в нацистские концентрационные лагеря, «Труд делает свободным». Процесс, который охватывает расстояние между источником французского слова «работа» – travail, от латинского tripalium, орудия пытки, к которому привязывали заключённых и заживо их сжигали, – и нынешними рассуждениями о «счастье на работе» в том виде, как они были разработаны многочисленными глобальными корпорациями. Об этом расстоянии напоминает нам скудость наших зарплат. Она представляет нам вселенную Работы такой, какой она и является на самом деле: унизительным, изнуряющим процессом, который в наше время кажется единственным вариантом для человека из небогатой семьи получить необходимые для жизни средства. Насилие трудящейся бедности и полубедности, хотя и чрезвычайно парализующее, будучи доведено до крайности, помогает нам разорвать покровы, часто скрывающие мученичество рабочей жизни. Оно разрушает надежды, преподносимые Работой, её наманикюренные пейзажи и небесные обещания. В современных западных обществах Работа – это ненужное, но кажущееся неизбежным суровое испытание, и те кто желает освободиться от своего tripalium’a, должны понимать её и относиться к ней именно так.