Только б жила Россия

Дела приостановились — в светелку вплыл Витворт. Петр с удовольствием отбросил гусиное перо, пошел навстречу.

— Без церемоний, камрад, без церемоний… Как здоровье? Вижу — на коне и при добрых вестях. Угадал?

Англичанин расшаркался.

— Сэр Питер, имею честь сообщить: несколько дней назад лорд Гарлей направил шведскому двору меморандум о скорейшем размене пленных!

— Лиха беда — начало! — радостно пробасил Петр. — Макаров, стул господину чрезвычайному посланнику… Будешь корреспондировать в Лондон, засвидетельствуй мое искреннее почтение ее величеству королеве. Ну а мы в долгу не останемся, ей-ей. Жаль, прихворнул граф Головин, президент Посольского приказа, но ведь кое-что по торговым пунктам спроворено, не так ли?

— Спа-сьи-бо! — с усилием произнес Витворт. — От-шень… благодарью!

Петр улыбнулся.

— Этак ты весь хлеб у Шафирова перешибешь, и придется ему, сердяге, в магазейн подаваться! — Он умолк: на глаза попались кипы замысловатых писаний, лишь ополовиненных со дня приезда. — Посиди, камрад, послушай… Дел-дел! Сюда вырвешься дух перевесть, а тут… Про сына своего забыл, можешь представить? Верчусь аки белка в колесе: и все надо, все без отлагательств. — Он ухватил столбец-другой-третий, потряс над головой. — В кои-то веки приказы итог точный свели. Читаю, волосье дыбом: налоги удвоились, доходы тпру стой. Небреженье? Воровство? Аль старина проклятая заедает? — и повел страшноватым взглядом. — Вот канатный двор делает запрос: пускать ли в ход образцы новые, тем паче адмирал Крюйс ими зело доволен? Быть по сему. Некий мясник рецепт изобрел, по заливу колбас отменных… Испробовать! А вот свара двух купчин, мать-их-черт. Истец пишет: корова суседская вторглась в огород, пожрав капусты на тридцать червонцев. Это сколько ж сот кочанов рогатая стрескала?

— Сколько? Петербургу в неделю не съесть! — прикинул в уме Федор Матвеевич Апраксин.

— Верно!

Англичанин обронил короткую фразу, и Шафиров, подкатившись к нему, живенько перевел: господин чрезвычайный посланник интересуется государевой сентенцией.

— Макаров, ха-ха, огласи!

— «Взыскать с ябеды триста рублев, отдав их оболганному, а сверх выправить с него ж три тыщи в казну — на построенье мундиров солдатам Преображенского полку. И ябеде, помимо всего, впредь писаться Капустиным».

— Браво, поистине соломоново решение! — восхитился Витворт, играя любезной улыбкой. — Но… могу ли я быть откровенным, сэр? Для текущих дел, подобных этим, существуют чиновники государственных коллегий.

— Хошь сказать, много беру на себя? — посуровел Петр Алексеевич. — А почему? Не люблю мешкотности, оттого и приучил, когда я дома, идти прямехонько ко мне!

— Уверен, что все, кого вы удостоили высочайшим вниманием, непременно выигрывают, — мягко изрек Витворт. — Но проигрываете и несете колоссальный урон вы лично, а следовательно — и государство.

Петр смотрел на него с удивлением.

— Умница! — и вскочив, звонко расцеловал посланника в румяные щеки. — Без уверток правду режешь, не в пример кой-кому из моих!

Он походил по «младенческой» светелке, грызя ноготь, с укором покивал Апраксину.

— Мог бы и сам, своей властью с канатами распутаться, господин адмиралтеец.

— Не спорю, мог бы, — отозвался тот. — А кому приятно выговор схлопотать, Петр Алексеич?

— Всегда вы так, чего ни коснись! — Царь остановился перед насупленным Стрешневым. — И воинский разряд сны долгие видит. Не вспомни я с Данилычем о палатках, седлах, пирамидах ружейных — доселе не почесались бы!

— Да ведь…

— Молчи! — Петр судорожно дернул шеей. — Что ни день, господа управители, то новое… Спицын, отставной капитан, крупное поместье под Новгородом имеет. Хватило б! Ан нет — воспользовался безначальем, оттягал последнее у сироты… Где ваш догляд?

Скрипнула дверь, появился Кикин, весь заснеженный.

— Доставил? — коротко спросил Петр.

— Целехонькими… насколько сие возможно.

— Проведи в токарню, тут надымленно — топор вешай, а ты, Гаврила Иваныч, господ посланников позови. Прошу со мной, сэр Витворт.

«Судя по всему, речь о сюрпризе, приготовленном гвардии сержантом!» — подумал англичанин, раскланиваясь с озадаченными коллегами. Впрочем, загадка тут же разъяснилась. Вереницей вошли солдаты, с капралом во главе, замерли у стены.

— Рекомендую, господа, страдальцы Фрауштадта, — отрывисто молвил Петр. — Остальное увидите и услышите сами. А вам, братцы, отвечать как на духу!

Посланники обступили солдат, рассматривая изувеченные — без ушей и носов — лица, лиловые, в шрамах; культи рук.

— Кто-нибудь разуйся, — вполголоса велел Петр, присев на верстак. — Ах да, нечем… Кикин, подсоби!

Валеный сапог отлетел в сторону, портянка следом, и обнажилась укороченная, словно топором стесанная ступня.

— Можете судить, господа дипломаты, о зверствах, чинимых армией короля, коего Европа почитает за второго Александра Македонского!

— Немыслимо! — воскликнул пруссак Иоганн Кайзерлинг. — Я знаю много случаев, когда монарх шведский отпускал пленных без какого-либо выкупа, на честное слово. Так было при Клиссове, так… Нет, невероятно!