Только без паники

Решение совершить поступок, сделать дело связано не только с приятными ощущениями. Иногда оно может испугать или вызвать тревогу. Спросите себя сами: «Значит ли это, что я должен сделать нечто, всерьез потрудиться над чем-то? Стоит ли бросать вызов самому себе, переделывать свою натуру?» Если вы хотите изменить свою жизнь целиком, начинать придется с себя.

Чувствительные люди, такие как мы, не любят меняться. Но если мы стремимся к внутреннему росту — перемены неизбежны.

Вспоминаю, как я в первый раз взяла на себя ответственность за свои поступки, за мое восприятие действительности. Мы с Дэвидом встречались уже шесть месяцев. Я была влюблена, но не хотела признаваться в этом ни ему, ни себе, боялась стать слишком уязвимой. Дэвид в то время казался таким непохожим на меня, таким раскрепощенным, веселым и беззаботным. Я же в свои двадцать четыре года была вся во власти разнообразнейших тревог. Скрывать свои чувства было очень тяжело, но никому до этого не было никакого дела. Жестокие панические приступы начинались у меня, как только я выходила из дома. Всякий раз, когда приходилось садиться в машину, я испытывала острое беспокойство, но не показывала виду. Я была профессиональной певицей, но случалось паниковать даже на сцене. Мне было и страшно заговорить с кем-либо на волнующую меня тему, и в то же время я пребывала в тревоге так давно, что уже привыкла к этому состоянию.

Это случилось в январе 1981 года. Зал отеля «Холидей Инн» был битком набит публикой, стояла неимоверная духота. У меня неожиданно появились тревожность и клаустрофобические ощущения, и пришлось уйти со сцены. Мне казалось, что я задыхаюсь, что на меня валятся стены. Необходимо было немного освежиться, глотнуть воздуха. Когда я направилась к выходу, то увидела Дэвида. Мы познакомились в самом начале моих гастролей, когда я как раз разорвала неприятные для меня отношения с одним человеком. Дэвид мне нравился, но я стремилась воспользоваться случаем и познакомиться и с другими людьми, отстаивая тем самым свое право на независимость.

Дэвид стоял у дверей с видом довольным и беззаботным, что вызвало у меня одновременно и досаду и облегчение. Мы быстро вышли наружу и направились к моей машине. Дэвид пустил меня за руль, потому что уже успел узнать: это единственный способ дать мне успокоиться. Я не могла объяснить ни себе, ни Дэвиду, почему боюсь замкнутых пространств, отчего нервничаю, что вызывает мои постоянные панические приступы, в чем причина необъяснимых припадков гнева и частой смены настроения. В тот момент я чувствовала себя полностью выбитой из колеи и мечтала только об одном — поскорее завести машину и уехать. Но гонка по пустому шоссе не принесла желанного облегчения. Из меня так и сыпались искры истерики, нужно было как-то снять напряжение. К несчастью, под правой моей рукой находился только Дэвид, и я была просто вынуждена отыграться именно на нем.

«Почему это ты всегда таскаешься на мои выступления?» — начала я, не придумав ничего более оригинального. Дэвид молчал, а меня понесло. Я наворотила гору глупостей, отчаянно пытаясь восстановить самообладание. С моих губ срывались какие-то ругательства, а сердце стонало, обращаясь к Дэвиду: «Помоги мне! Я ненавижу себя! Прости меня! Я поступаю мерзко! Ты в этом не виноват! Мне просто плохо, и я не знаю, как покончить с этим». Но вместо того,-чтобы воспроизвести крик моего сердца, я продолжала изливать на Дэвида отрицательные эмоции, утверждая свое право на независимость. Когда наконец я взглянула на него, в его глазах стояли горечь, боль и обида. Он молчал, чтобы еще больше не распалять мой гнев, да и что здесь можно было сказать?

Дэвид любил меня несмотря на все, не обращая внимания на мои «заскоки». Интересно, а я любила себя? Только не в этот вечер. Я вдруг возненавидела себя за то, что обидела Дэвида. Какое ужасное открытие! Я не могла понять, что, почему и зачем наговорила ему. «Ты клиническая идиотка, — говорила я сама себе, — только взгляни на него. Посмотри, как он тебя любит. Как ты могла так его обидеть?» Что-то изменилось во мне в тот момент. Неужели я собираюсь остаток дней своих провести вот так, обвиняя всех в том, что мне плохо, в поисках оправданий своей тревоги? Дальше — больше. Именно тогда я осознала: сейчас или никогда. Или я начну бороться с тревожностью, или навсегда останусь в ее обществе. Дэвид не делал мне ничего плохого, он любил меня и хотел быть рядом. Все очень просто и понятно. С кем или с чем я сражалась?

И тогда я совершила то, на что, как мне казалось, уже давно не способна: приняла на себя ответственность за наши отношения и попросила прощения. «Прости меня, Дэвид. Я полное ничтожество. Мне сейчас очень плохо, сама не знаю почему. Мне страшно, хочется куда-то бежать, что-то делать, лишь бы только я могла снова контролировать себя. Извини, что обидела тебя». Я молча ждала ответа. Он положил мне руки на плечи и обнял меня: «Все хорошо. Я здесь с тобой». Какое это счастье — выразить свой страх и незащищенность и в то же время оставаться любимой!