Только если ты захочешь

Часы в прихожей отбили двадцать ударов, когда Камилла подъехала к дому. Она вошла через черный ход, который вел прямо на кухню.

– Добрый вечер, Буссара, как прошел день? – спросила она, стаскивая туфли-лодочки со своих измученных ног, чтобы дать им отдых после долгих хождений по залам заседаний суда высшей инстанции в Кретее^[16].

– Все в порядке, мадам. У Ванессы был приступ хандры, но она пару раз крепко хлопнула дверью, и это ее успокоило.

– Спасибо, Буссара, вы просто ангел! Что бы я без вас делала?

– Да нашли бы другую Буссару, только не думаю, что это возможно, – ответила африканка и разразилась своим заразительным смехом.

Буссара заслуженно пользовалась доверием супругов, и Камилла очень ценила ее.

– А теперь собирайтесь скорее, Буссара, ваш муж, наверное, заждался вас.

– Ой, знаете, вечером показывают футбол, так что я не уверена, что сегодня ему прямо не терпится меня увидеть!

– Тогда, может, завтра? – пошутила Камилла.

– Завтра и увидим, мадам, – ответила Буссара и снова залилась своим особенным смехом. – До завтра, дети! – закричала она, спустившись с лестницы.

Послышался голос Люка:

– До завтра, Буссара!

– Ванесса, ты тоже могла бы попрощаться, – громко сказала Камилла, раздраженно барабаня по перилам лестницы.

– Не беспокойтесь, мадам, у нее, наверное, в ушах эти здоровенные затычки.

Камилла положила руку на плечо Буссары и проводила ее до двери.

– Кстати, я приготовила телятину с соусом по моему домашнему рецепту, вы мне потом скажете, пришлась ли она вам по вкусу. Дети были в восторге.

Камилла открыла дверь.

– До свидания, спасибо!

– Ваш муж до сих пор не приехал? – забеспокоилась Буссара, спускаясь с крыльца.

– Нет… все еще на работе, – ответила Камилла.

– Ничего страшного, зато вы спокойно попробуете мою стряпню. Со стаканчиком розового это будет объедение!

И Буссара ушла.

Камилла закрыла за ней дверь и рухнула на диван. Люк спустился вниз и расцеловал мать.

– Дай я тебя обниму, мой дорогой!

– Мне надоело, что ты так поздно возвращаешься, – признался он, уткнувшись лицом в живот матери.

– Я знаю, дорогой, знаю. У нас с папой очень много работы.

Люк с детской прямотой прервал мать:

– А почему ты не сменишь работу? Ты могла бы забирать меня из школы, как мама Эрвана и Николя.

Камилла помедлила, собираясь с ответом. Она нежно погладила шевелюру сына, который не мог видеть ее лица.

Он настаивал:

– Ведь правда, мам?

– Обычно я возвращаюсь раньше, но сейчас начало года, и все клиенты хотят, чтобы их дела продвигались как можно быстрее…

Люк вскочил; уже взбираясь по лестнице, он закричал в гневе:

– У вас с папой всегда одно и то же, и вас никогда нет дома!

– Люк!..

За ним с шумом захлопнулась дверь.

Камилла знала, что дети страдают, оставаясь по вечерам одни. Чувствуя себя обязанной быть образцом современной женщины, которая преуспевает и в карьере, и в семейной жизни, она всегда считала, что ее постоянное вынужденное отсутствие дома – всего лишь неприятное, но вполне терпимое обстоятельство и что оно изменится… в один прекрасный день! И разве финансовая независимость не была ее лучшим оправданием?

Камилла пыталась убедить себя, что роли жены, матери и адвоката достаточно для самореализации и ей не на что жаловаться.

Ее договоренности с самой собой загнали ее в тупик; откажись она от них – жизнь осталась бы прежней, и проблемы никуда бы не исчезли. Начались периоды сомнений, все более сильных, все более частых.

Тренажерный зал, встречи с подругами – вот средства, которыми Камилла скрашивала свою жизнь, убежденная, что даже если эта капелька свободы и не достаточна для того, чтобы разрешить ее многочисленные вопросы, то она хотя бы снимет их остроту: абонемент на право потеть, крутить педали, бегать да несколько ресторанных счетов в месяц – вот все, что она себе позволяла.

И Камилла замкнулась в себе, уверенная, что обязана чувствовать себя счастливой: хотя счастье и обязанность – она это знала – сочетание невозможное!

В тот вечер она провела с детьми больше времени, чем обычно. Люк захотел, чтобы ему почитали «Оливера Твиста». Мальчик на обложке заинтриговал его еще неделю назад: интересно, почему мама купила эту книгу? Но его любопытства хватило ненадолго. Камилла не дошла еще до десятой страницы, когда он заснул крепким сном. Стиль Чарльза Диккенса оказался слишком усыпляющим.

Она укрыла сына одеялом и оставила включенным ночник, окружавший изголовье кровати ореолом голубоватого света.

Камилла вышла в коридор и постучала в комнату дочери.

– Да, мам, входи!

– У тебя все в порядке? Буссара сказала мне, что…

Камилла не успела закончить.

– Она мне надоела, ходит за мной по пятам! – огрызнулась Ванесса, яростно запихивая в шкаф тетради.

– Она просто хочет как лучше, вот и всё!

– «Ты сделала уроки? Дай-ка я проверю» – слушать противно! Мне уже не десять лет!

– Успокойся, ну, подойди ко мне! Тебе уже не десять лет, но обнять-то тебя можно?

– Мам, ну что ты спрашиваешь, конечно, можно!

– Скажи, ты увиделась со своими подругами?

– C большинством – да, только Элисон куда-то пропала, хотя с ее закидонами это неудивительно.