Только герцогу это под силу

Это не имело значения, говорил он себе, игнорируя муки своей совести. Иногда даже замечательные благие дела могут быть принесены в жертву для достижения всеобщего блага. Он намеревался оставить в силе сделку с королём, что бы она ни повлекла за собой. Чем скорее он прекратит вмешательство Луизы в политику, тем лучше для всех.

Он щелкнул поводьями.

— Если ваше дело и правда важнее «нас», почему бы не позволить мне быть вашим советчиком? — Посмотрев на неё украдкой, он добавил: — Конечно, если вам в тягость моё присутствие из-за излишней болезненности нашего прошлого, или потому, что я искушаю вас отказаться от возвышенных мыслей о браке…

— Не льстите себе, — огрызнулась она.

— Тогда используйте меня. Семь лет назад, я воспользовался вами в личных целях. Теперь ваша очередь воспользоваться моим безрассудным влечением к вам в угоду ваших политических намерений.

Герцог чувствовал её оценивающий взгляд.

— Как я могу быть уверена, что это не очередные ваши козни?

— Вы можете позволить мне доказать мою искренность. Если вы верите, что всякий может исправиться, разве нельзя проявить ко мне такое же уважение, как к вашим женщинам-заключённым? Что вам стоит воспользоваться моими связями и знаниями в политике?

— Это может стоить нам всего, если вы обратите против нас то, что узнаете.

— Во всяком случае, осведомлённость в ваших делах, не может стоить вам всего. — По этой причине он и хотел жениться на ней и уговорить её оставить политику. — Кроме того, я рискну своей собственной политической карьерой, открыто поддерживая группу, что вызвала недовольство членов парламента.

— Тогда зачем это? — спросила она резко.

— Потому что я вас хочу, — сказал он низким голосом. — В качестве моей жены. И если единственный путь, каким я могу вас завоевать, — это консультация вашей группы, то это то, что я буду делать.

Эти слова резко остановили её. Она выглядела так, будто собиралась ответить, затем моргнула и уставилась прямо вперед на широкую вязовую аллею, ответвляющуюся от главной дороги.

— Это поворот к дому леди Трасбат.

Чёрт, он самый. Он вошёл в поворот так быстро, что Луизу отбросило на него. Когда она схватилась за его ногу чтобы сохранить равновесие, его мышцы невольно дёрнулись от прикосновения. Девуша собралась отнять руку, но он перехватил её и прижал к своему бедру. Их взгляды встретились, и на какую-то долю секунды он увидел свое собственное возбуждение, отразившееся в её глазах.

Это промелькнувшее видение взбодрило его. Они приближались к дому, когда он переплёл свои пальцы с её.

— Так вы позволите консультировать вас? Или обречёте вздыхать по вам издалека, одиноко томиться в постели, обезумев от любви и …

— Сколько вздора. — Однако губы её тронула неохотная улыбка, и она не пыталась высвободить руки. — Даю вам неделю от силы, прежде чем устанете ухаживать за мной и обратите внимание на более подходящую особу.

— В прошлый раз я не устал ухаживать за вами, так ведь? — Он озорно взглянул на неё. — Я прекратил только потому, что вы потребовали моей отправки в Индию.

— Вам не обязательно было уезжать. — В ней появилось напряжение, и она высвободила руку. — Вы могли бы бросить вызов королю, отказавшись от шанса стать премьер-министром, и женится на мне. Но не сделали этого.

Он проклинал себя, что речь снова зашла об их тревожном прошлом, он остановил фаэтон напротив впечатляющего, в палладианском стиле [15], дома Трасбатов и повернулся к ней лицом.

— Вы правы. Я предпочёл изгнание браку. Так как подобно вам, некогда считал, что честолюбивые замыслы важнее нас с вами.

Она изогнула бровь.

— Конечно же, вы не будете утверждать, что больше не верите в это.

— Я больше не считаю, что нужно всегда выбирать, — уклончиво ответил он. — Нет ни одной причины, почему бы нам не иметь и то и другое, наши амбиции и … — поскольку его ливрейный грум спрыгнул вниз, прихватив Раджи, Саймон понизил голос, — наши страсти. В подходящем месте.

— В совершенном мире мы могли бы, но в реальном…

— Мы создаем реальный мир, Луиза, — Саймон поднялся. — Не верь вы в это, не были бы реформатором.

Он взял Раджи у грума, позволяя проказнику вскарабкаться себе на плечо.

— Так заставьте мир быть таким, каким вы хотите. Каким мы оба хотим. Дайте мне шанс, — он протянул руку, чтобы помочь ей спуститься. — Позвольте быть с вами.

Девушка долго смотрела на его руку. Солнце висело над горизонтом позади её головы, окружая ореолом янтарного света, который, к тому же, скрывал её выражение лица.

Но, наконец, она позволила ему помочь ей спуститься. Когда она, с порозовевшими щеками и опущенными глазами, медлила возле фаэтона, герцог безжалостно загонял вглубь порыв поцеловать её, пока она не согласилась со всем. Опозорь он её на пороге Трасбатов, она бы его никогда не простила.

— Я подумаю о вашем… э… предложении, — сказала она, — сообщу вам мой ответ к концу дня… ваша светлость.

Хмурясь, он положил её руку на свою, затем повел Луизу к ступеням.

— После этого, клянусь, я заставлю вас называть меня Саймоном. Как раньше.