Только хорошие индейцы

К тому моменту, когда Льюис снова надевает на «Роуд Кинг» приводной ремень, уже наступает время ланча. Мотоцикл еще похож на скелет с мотором, который болтается и может размазать спицы заднего колеса. Нет ни вилок, ни стабилизаторов, ни сиденья, ни штифтов, а дроссель – это просто кабель, но это уже кое-что. Это знак того, что он снова возвращается к жизни. Когда «Роуд Кинг» будет опять почти целым, он сможет наконец ездить на работу, если у него еще будет работа. Однако добиться того, чтобы тебя уволили с федеральной службы, не так-то легко.

Льюис мог бы попросить не увольнять его, он бы мог сидеть в большом кабинете и каяться, обещать стать образцовым служащим, предложить взять на себя ликвидацию всех прорывов, заменять всех, кто в этом нуждается, приезжать на работу в праздники, в снегопад, когда угодно.

Лучшим оправданием за длительное отсутствие для него будет Харли, однако оправдание это довольно сомнительное: какой-то пес. Неужели он такой чувствительный? Не собирается ли Льюис подать следующую жалобу насчет прозвища Вождь? Не будут ли его потом на почте называть «лайковые перчатки»?

Будет нелегко, говорит он себе. Нелегко и неприятно, и не смешно, ничего подобного. И если все закончится тем, что он сохранит работу, может, даже получит когда-нибудь собственный маршрут, ну, тогда оно будет того стоить. «Прости, Харли. Ты заслуживал лучшего». Но сейчас надо доказать Пите, что он не заглох на середине своей жизни. Сейчас надо показать ей, что с этого момента ей не придется тащить его на себе. Она бы справилась, тащила бы его столько, сколько смогла, но напряжение однажды скажется. Она почти сверхчеловек, и никогда бы не пожаловалась, но ведь им полагается быть одной командой. Он доставляет почту, она сажает самолеты, и они встречаются в конце дня за тофу и бобами, обмениваются впечатлениями о прошедшем дне и, как вчера ночью, избавляются от своих заскоков на баскетбольной площадке. И на полу гаража тоже.

Чем больше Льюис об этом думает, затягивая болт или вытирая пятно смазки, – это же никак не могла быть Пита? Если она в самом деле была бы «Женщиной с головой вапити», которую он воображает, которой, насколько он знает, даже нет в преданиях черноногих, тогда почему она спасла его, не позволила разбить голову о выступ очага, когда он упал с лестницы? Ответ: она бы так не поступила. Она ведь именно этого и хотела. И это был бы идеальный несчастный случай, который дал бы ей веское основание приехать в резервацию на похороны и там посмотреть через его могилу на Гейба и Касса, чтобы дать им знать, что подошла их очередь.

Нет, Пита – это Пита.

Но почему он вообще решил, будто она не Пита?

Шейни.

Он встает, чтобы найти зажим для кабеля, который должен лежать где-то в гараже, возможно, на расстоянии вытянутой руки, и умудряется уронить кожух на торцевой ключ, который прислонил к передней шине, и все это с грохотом рушится, как костяшки домино, а Льюис даже не может пошевелиться, не может выместить свое отчаяние на этих предметах, потому что тогда беспорядка станет еще больше.

Шейни…

Что, если та старуха, морозильник которой очистили, умерла не неделю или две назад, а месяц или два назад? Шейни могла услышать, как мясо упало на землю, выкарабкаться из груды старых костей на дне оврага у подножия того крутого обрыва и на шатких ногах пройти через половину Монтаны, в конце концов научиться нормально ходить, прийти в почтовое отделение и заполнить федеральную анкету о приеме на работу.

И разумно предположить, что когда эта двуногая вапити приняла форму женской фигуры, то кожа у этой женщины могла быть такого же цвета, как у самого Льюиса. Странно, что он не понял этого раньше.

Решающий довод приходит, когда он уже вернулся в дом и начал отмывать над раковиной грязную прокладку, стараясь как можно меньше использовать щетку для посуды, потому что Пите не нравится видеть на кухне смазку. Льюис ее хорошо понимает. Поэтому он просто слегка трет прокладку кончиками синих щетинок, а не белых.

Он возвращается обратно в гараж, на ходу вертя прокладку в руках, чтобы понять, можно ли теперь определить, какая сторона верхняя. От топота его пяток дом вздрагивает как раз так, как нужно, чтобы замигала лампочка в гостиной и он краем глаза ее увидел.

Льюис замирает, он почти боится посмотреть на нее прямо, так как изо всех сил старается покончить с этим эпизодом из своей жизни.

А чтобы действительно с ним покончить, ему надо доказать, что он больше не боится. Он заставляет себя взглянуть на нее.

В ту же секунду, будто смутившись, свет сразу же пропадает.

Льюис снова топает пяткой по полу кухни. Ничего.