Только хорошие индейцы

Она пишет в книгах, которые берет почитать у другого человека. Карандашом, и легонько, будто хотела потом стереть надпись, но все же?

«Черт с ним, – говорит себе Льюис. – Какая разница?» Это же обычные издания, а не коллекционные, и содержание ничуть не пострадало, она же не рисует веселые рожицы и не ставит вопросительных знаков на полях текста. Но Льюису приходится перелистать книгу еще раз, чтобы удостовериться, что ничего такого там нет, однако при этом он спрашивает себя, не ищет ли он повода поддразнить ее этим на работе. А это очень смахивает на флирт.

Нет, настаивает он, дело не в этом. Он проверяет книгу. Это ведь его книга. Он имеет право просматривать ее когда захочет.

Листая страницы, он приседает у стены, привалившись к ней спиной, и снова погружается в мир книги. Эта серия выпусков рассказывает о камне, от которого отказались эльфы, но они также не хотели, чтобы его кто-то нашел, потому что он способен уничтожить весь мир. Поэтому они прячут его в волшебном фонтане. А фонтан этот связан, только Льюис забыл, каким именно образом, с колодцем желаний в торговом центре, где работает один дурачок… Энди? Да, Энди. Конечно, Энди. Энди «Как-его-там». А потом все магические создания принимаются троллить тот торговый центр в поисках камня, потому что их волшебный радар говорит им, что он где-то здесь. История веселая, но количество постельных сцен в этой экшн-истории, действие которой происходит в таком довольно публичном месте, как торговый центр, превышает все допустимые рамки, но на то они и волшебные создания.

– Тебе хоть понравилось? – бормочет Льюис, возвращаясь к заметкам Шейни на обложке.

Однако она ничего не пишет о романе. Она продолжает думать о фигуре из липкой ленты на полу в гостиной Льюиса.

«Почему вапити такая особенная?» – первая заметка.

Под ней она провела три линии, будто оставляла для себя место, чтобы обдумать. Но ничего не написала.

А Пита могла бы ответить на этот вопрос. Потому что Льюис рассказал ей: эта молодая самка была беременна, и на гораздо большем сроке, чем должно быть в ноябре. Он думал, что именно это заставляло ее бороться, но что, если… что, если в каком-то выдающемся случае вапити становится особенным? Что, если на той горе, где обычно проводили обряды, действует влияние каких-то неведомых, таинственных сил? Возможно, тот неродившийся вапити должен был, например, отрастить огромные рога или стать первой добычей двенадцатилетнего подростка? Предназначалось ли ему стать крупным самцом, которого старик предпочтет не убивать на своей последней охоте? Полагалось ли ему выйти на определенный участок дороги и ждать приближения фар автомобиля, чтобы столкнуться с ним? Должен ли он был найти новую, более безопасную траву для своего стада? А может, дело даже не в теленке, а в его матери?

Какой процесс прервал Льюис, уложив эту вапити на запрещенном участке?

– До чего же безумные мысли, – говорит себе Льюис вслух просто для того, чтобы это услышать. Но он прав.

Подобные неправильные мысли посещают людей, которые проводят в одиночестве слишком много времени. Они начинают читать полную бредятину о космосе на обертках жвачки, которую жуют, выдувают пузырь и улетают на этом пузыре в какое-нибудь глупое место.

Вапити – это просто олени, вот и все. Если бы животные возвращались и преследовали своих убийц, тогда вокруг древних черноногих бродило бы такое огромное стадо призрачных бизонов, что им бы ступить было некуда.

«Но они убивали их честно и открыто», – слышит Льюис, и ему кажется, что это голос Шейни.

Наверное, потому, что он читает ее записи.

Следующий вопрос Шейни, опять озвученный ее голосом: «Почему

Льюис – единственный человек, который, возможно, знает ответ на этот вопрос.

Дело в ее мясе. Все мясо, которое он раздал, пройдя от дома к дому по Улице смертников, на которой живут старейшины, ожидающие близкой смерти.

Отсюда недалеко и до мысли, что один из тех старейшин, которым он отдал мясо, до сих пор жив. Некоторые из этих старых хрычей могут сидеть на одном и том же стуле десять, а то и двадцать лет. Или… «Вот оно», – внезапно понимает Льюис, выпрямляя спину у стенки, все мышцы его лица напрягаются от этой уверенности.

Одна из старейшин была жива… до прошлой недели или до прошлого месяца.

Должно быть, дело именно в этом.

Одна из тех старух наконец-то откинула копыта на прошлой неделе, а в глубине ее морозильной камеры сверток с последним куском мяса примерз за все эти годы к стенке. Поскольку он превратился в лед, ее старые пальцы так и не смогли его оторвать, а никто из ее детей или внуков не засунул его в мясорубку на гамбургер и не поджарил с приправами для лепешек тако, потому что на нем была та наклейка с отпечатком лапы енота.

Если ты не знаешь происхождения мяса, если старуха не смогла вспомнить, какой именно молодой человек заверил ее, что это оленина, то что ты подумаешь при виде черного отпечатка лапы на белой бумаге? Что кто-то нашел енота – вероятно, по дороге на юг – и оставил его в этом холодильнике в качестве наглой шутки.