– Похоже, это ты наблюдаешь за лошадью, – возражает отец, все еще вглядываясь в темноту, не появятся ли собаки.
– И что я должен там делать?
– Сам сообразишь.
– Бред собачий, знаешь ли.
– Да, я тоже все знал, когда мне было четырнадцать.
Мальчик качает головой, сбрасывает туфли, он уже считает секунды этой ночи.
Трое маленьких индейцев[40]
– Эта потельня – сырая и холодная, Нат, – произносит Гейб, когда темная фигура Ната наконец появляется на фоне входа. Он приберегал эту фразу специально для мальчика, чтобы ему было что ненавидеть. Полезно дать им на чем-то сконцентрировать ненависть.
– Меня зовут Натан, – отвечает мальчик, садясь в недостающий угол треугольника, в маленькое углубление между ними, все внутри снова погружается в темноту после того, как клапан опускается. Очевидно, Виктор придерживал его, чтобы дать сыну войти. Наверное, хотел удостовериться, что Гейб в самом деле не развел там сырость. Это же потельня, а не бонг[41]
размером с человека.– Добро пожаловать, – говорит Касс, все еще играя роль древнего индейца.
Гейб бьет его в грудь тыльной стороной ладони.
– Когда я делал это в первый раз, на мне был купальник, – говорит Гейб, пытаясь вернуть их всех в сегодняшний день из столетнего прошлого.
– Я полагал, что здесь будет жарко, – говорит Нат.
– Ты готов? – спрашивает Касс.
– Мы не видим, киваешь ли ты головой, парень, – говорит Гейб. – То есть если ты киваешь.
– Да, готов, – отвечает Нат.
– И это не самое крутое на свете индейское приключение, – прибавляет Касс. – Тебе будет жарко, но жарко не до потери сознания.
– Ну, именно тогда начинаются видения, – говорит Гейб. – Но все равно.
– Думаю, все будет в порядке.
– Ты подумаешь, что это глупо, – предупреждает Гейб. – Но внизу, у земли, будет прохладно. Если тебе потребуется хорошенько глотнуть воздуха.
– И еще надо молиться, – говорит Касс. – Разговаривать с теми, с кем тебе необходимо поговорить.
– А мой отец будет слушать снаружи, – усмехается Нат.
– Слишком много спальных мешков, – объясняет Касс. – Здесь, внутри, только мы одни.
– Мы будем беседовать с парой наших друзей, – говорит Гейб. – Просто для того, чтобы ты знал.
– С которым? – спрашивает Нат. – С убийцей или с тем, кого убили?
Гейб облизывает губы, смотрит в темноту, вниз, на свои колени. Они ничем не отличаются от окружающей темноты.
– Когда нам было столько лет, сколько тебе, и нам устраивали потение, – говорит он. – Наш наставник, старик по имени Ниш…
– Это его дед, – вставляет Касс.
– Я так понимаю, ты киваешь на Ната? – спрашивает Гейб.
– Натан, – поправляет Нат.
– Да, Ниш Желтый Хвост был его дедом, – подтверждает Касс.
– Кроме шуток?
– Кроме шуток, – говорит Нат.
– Все равно, – продолжает Гейб. – Ниш, дедушка, кто угодно, он рассказывал, что ни в одной из старых историй не говорится о том, что какая-то из воюющих сторон нападала на потельню во время обряда. Это было бы не просто невежливо, это был бы наихудший проступок. Нельзя даже нападать на тех, кто ослаб и очистился после потения, все такое. Это нечто вроде священного места. Иными словами, это место – почти самое безопасное место в индейском мире.
Нат фыркает.
– Самое безопасное место в
– Никто никогда не умирает в потельне, – возражает Касс. – Даже старейшины. По крайней мере, я никогда об этом не слышал.
– А грибы мы будем есть?
Гейб запрокидывает голову и улыбается воображаемому куполу крыши, который заглушает их голоса.
– Ты племенем ошибся, приятель.
– Разве что ты заказал пиццу, – нараспев вставляет Касс, наконец-то возвращаясь в это столетие.
– А я могу это сделать?
– Потом – конечно, – отвечает Гейб. – Я люблю с мясом. Настоящая индейская пицца.
– Никто теперь не говорит «индейская», – в голосе Ната звучит нечто среднее между оскорблением и разочарованием.
Гейб закрывает глаза и напевает:
– «Один маленький коренной американец, два маленьких коренных американца, трое маленьких коренных американцев». – Ждет, пока слова не заглохнут между ними, потом продолжает: – Звучит как-то совсем не так.
– Мы выросли индейцами, – говорит Касс, и что-то в его тоне подсказывает, что он скрестил руки на груди. – «Коренные американцы» – это вы, молодые быки.
– И туземцы, и аборигены, и… – добавляет Гейб.
– Это часть ритуала? – перебивает его Нат. – Мне полагается обливаться потом на этом уроке истории?
– Ты же не пользовался дезодорантом? – тут же спрашивает Касс.
Молчание.
– Это имеет значение? – наконец спрашивает Гейб, уже спокойнее.
Касс басом кричит Виктору: «Хо!»
– Нам надо обязательно благодарить его каждый раз, когда он приносит нам сюда камень, – сообщает Гейб уже нормальным голосом. – Иначе – как нам говорил твой дед – иначе он обидится и принесет подогретую бизонью лепешку, а мы польем ее водой и вдохнем этот пар в легкие.
– Чушь собачья.
– Именно, – тут же бросает в ответ Гейб.
– Вот, – говорит Касс, протягивает руку за спину Гейба за… да, церемониальной клюшкой для гольфа. Конечно.