Только ломаные такты

С семьёй Самойловых на вокзале Ростов-Главный вышли ещё несколько офицеров и прапорщиков; Алексей заранее попрощался с каждым из них, после чего вместе с Виталиком взял вещи, что были с ними, остальные им должны будут доставить по их домашнему адресу прописки, и поспешил покинуть вагон, ведь поезд проходящий, а значит, остановка всего 5 минут, нужно торопиться. Виталик огляделся: судя по лужам в ямах сухого асфальта, недавно в городе был дождь, но тем не менее сейчас было солнечно и жарковато, даже пришлось расстегнуть олимпийку. «Повезло же нам попасть в момент бабьего лета», – подытожил Алексей. Большего Виталик не успел разглядеть, нужно догонять отца. Перроны показались такими длинными, что сразу в голову пришла мысль о геометрических лучах – таких же бесконечных. Кто-то решил срезать свой маршрут и уже перебегал через железнодорожные пути, присоединяясь к прибывшим пассажирам последних вагонов других поездов, которые исчезали за дверями жёлтого двухэтажного здания. За ним скрывался открытый переход, которым пользовались те, кто хотел избежать сутолоки у центрального прохода на Главный железнодорожный вокзал. Тем временем Виталик уже шёл по навесному мосту, причём настолько быстро, что не успевал оглядеться и даже потерял из виду всех соседей по вагону, с которыми он сюда приехал. Теперь каждый сам за себя. И снова он спускается на перрон. И вот он уже в здании вокзала.

Оказавшись внутри, люди перемещались по залу ожидания, лишь замирая и поднимая головы в момент объявления о прибытии и отправке поездов. Внутри вокзал был грязным, неуютным, равнодушным к тем, кто отбывает и прибывает. Пройдя по второму этажу к лестнице, ведущей вниз, Виталик обратил внимание на горельеф справа с голым по пояс казаком, сидящим на бочке, с ружьём в одной руке и то ли трубкой, то ли чаркой в другой. Отец и толпа подгоняли его быстрее покинуть здание вокзала. Возле табло расписания поездов технический персонал, стоя на рабочей люльке, монтировал новое время отправления поездов со станции Ростов-Главный СКЖД. Тут перед Виталиком мелькнули сотрудники милиции, спешащие спасать девушку, к животу которой приставил пистолет уроженец Чечено-Ингушетии, увидевший впервые в своей жизни на запястье часы «Чайка» и предсказуемо пожелавший забрать их себе.

Наконец Виталик с отцом выбрались из здания вокзала. На выходе из него висел выцветший плакат, жизнерадостно гласивший: «Пусть крепнет и процветает наша великая советская Родина – оплот мира, демократии и социализма!». Вот только увиденное вокруг сильно разнилось с этим лозунгом. Виталик уже увидел результаты введённой народу инъекции перестройки, причём в низменных её проявлениях, романтику «уезда за границу» с концами и ненавистью к своей стране. Все вокруг ходят в варёных джинсах и куртках, прямо как из писем Ванька, часто плюют на асфальт и флегматично поглядывают вокруг. Много кто ходит короткостриженым в стиле «бокс» или «полубокс», как будто только вернулся из армии или тюрьмы. Много ларьков с надписями на смеси английского с суржиком; газеты с практически обнажёнными женщинами: «change of wind» принёс и сюда эротику Запада; базарная брань да ругань, которой не слышал ранее. Куда смотрит милиция? Новые запахи – жареные пирожки вперемешку с табаком, мочой и выхлопными газами.

Да, вот она, из ряда вон выходящая советская действительность, отличная от того, что вещали по телевизору и печатали в колонках газет. Виталик предполагал, что будет что-то подобное, но не настолько же. В СССР шла своя холодная война, только гражданская, как в одноимённой песне Игоря Талькова. Это всё олицетворяет неизбежные перемены, чьи шестерёнки уже неустанно начали своё движение. Тут следует сразу оговориться, что на фоне происходящего в отдельно взятом городе вы вполне способны судить и полностью о стране, если, конечно, этот город не Москва или вернувшийся к первоначальному названию Санкт-Петербург.

Через пару сотен метров, у здания автовокзала, где по совместительству были остановки общественного транспорта, картина не сильно изменилась: бойкая торговля цыганок украшениями, внешне напоминающими ювелирные, то есть золотые, но на самом деле из «кастрюльного» золота, сваренного из самоваров; толпа зевак, ожидающих своего рейса автобуса, а в центре игра в напёрстки. Вот три стаканчика, вот поролоновый мячик. Ряженые ребята в толпе с крупными ставками и выигрышами, отчего у других зажигается азарт тоже попробовать. Крепкого телосложения ведущий созывал сладкими частушками:

– Не уверен – не играй, а уверен – не зевай!

Виталик засмотрелся, пытаясь уловить манипуляции рукастых фокусников и, параллельно, наблюдая за отчаянием, страстью, победным куражом и горечью поражения – и всё это за несколько минут. Но тут отец схватил его за руку, резко одёргивая:

– Уйди, обманут, игра для лопухов.

– Я просто смотрю, пап.

– Я сказал, отойди отсюда! – встретившись взглядами со стоящими рядом крепкими молодцами вокруг ведущего, настаивал на своём Алексей.