Только море

По всей вероятности, корабль попал в центр циклона. Ошалелые волны мечутся в невообразимом беспорядке. Седые, косматые тучи опустились до самой воды, цепляются за корпус и надстройки.

Сухим пушечным треском разрываются на куски молнии. Они сверкают рядом, у самого борта, как будто корабль плывет не по воде, а в небе, среди облаков.

Швыряет и крутит его ветер. Ходуном ходит палуба. А в низах и того хуже. Снимаешь ботинки, а они уже сами шагают из угла в угол кубрика. Тяжело смотреть на эти фокусы.

Матрос Мышечкин отказывается от обеда. Ложится на банкет. Укрывается с головой бушлатом. Мутит матроса.

— Пропади ты пропадом такая жизнь, — шепчет он сухими губами.

Жирный запах супа плывет по кубрику. Совсем невмоготу. Встает Мышечкин. Хватаясь за переборки, ковыляет к выходу.

— Эй, флотский! — окликает его матрос Цветков. — Куда уходишь? Суп остынет.

Мышечкин не слушает. Движется боком к выходу. А Цветков не унимается:

— Ты посмотри, чудак, на кашу. Один жир. Пальчики оближешь.

Мышечкин не выдерживает. Зажав рот рукой, мчится по коридору в сторону умывальника, а вслед ему несется обидный смех Цветкова:

— Это тебе не на бульваре незабудки нюхать.

В умывальнике качка выворачивает Мышечкина наизнанку. Присаживается где-то в углу. Клянет все на свете, а больше всего море и обед.

Ползет время. Забыл Мышечкин, где он, кто он. Только в голове: бум-бум-бум.

Внезапно ударили колокола громкого боя.

«Боевая тревога», — с ужасом думает матрос, и ему с досады хочется плакать. Но слез нет. Все вымотал проклятый шторм. Бредет Мышечкин на боевой пост.

Командир боевого поста мичман Богун уже на месте. Щелкает секундомером.

— Прибыл, — вяло докладывает Мышечкин и не смотрит мичману в лицо, потому что сверлит мичман его суровым взглядом. Ну да Мышечкину сейчас все равно. Пусть сверлит.

Начали тренировки. Отчеркнул мичман мелом круг на переборке и командует: «Заделать пробоину!»

«Ему хорошо командовать. Стоит на палубе, как вкопанный. А каково мне?» — думает Мышечкин.

Бросились матросы к аварийному инструменту. Время- то идет. Отсчитывает круги стрелка секундомера. Только Мышечкин стоит на месте. Не может двинуть ни рукой, ни ногой. А мичман вроде и не замечает его состояния, командует:

— Товарищ Мышечкин, взять, жесткий пластырь!

Схватил он пластырь обеими руками, туда его, сюда. Не может поднять.

— Быстрее, — говорит Богун, — товарищей подводите. Поднатужился Мышечкин. Кое-как подтащил пластырь к «пробоине». Наконец-то. Но мичман не дает передышки:4"Взять кувалду!»

Кружится голова у матроса. Запамятовал совсем, что надо с этой кувалдой делать. А товарищи рядом уже подставили клинья.

— Бей! Бей! — шепчут подбадривающе.

Размахнулся Мышечкин. Саданул по клину. Раз! Раз!.. Заклинил стойку. Стал пластырь на место. «Пробоина» заделана. Товарищи бегут по коридору.

— Куда? — не понимает Мышечкин.

— Трубопровод «прорвало». Бугель ставить.

И вот уже наматывает Мышечкин вокруг трубы холстину. Обливаясь потом, закручивает гайки бугеля. Крутит так, что пальцы побелели.

Ох! Совсем уже не может Мышечкий. А мичман не дает передохнуть:

— Пожар в отсеке!

Схватил Мышечкин тяжелый огнетушитель. Вытирая соленый пот, мчится к месту «пожара». На жестяном противне тлеет ветошь. Дымище — дышать невозможно. Подбежал Мышечкин к самому противню, отвернул кран у огнетушителя. Хлещет тугая пенная струя, тушит огонь. Смотрит Мышечкин вокруг. Вроде и качка утихла. Нет, швыряет, окаянная.

И опять щелкает секундомер:

— Матрос Мышечкин, оказать помощь раненому Лобову.

Подбегает Мышечкин к Лобову, подхватывает его под руки. Но в Лобове килограммов сто без малого. Ничего не может с ним поделать, а Лобов норовит еще поудобнее на Мышечкине устроиться. Разозлился Мышечкин: «Я ему окажу помощь!»

Уложил Лобова на носилки и давай жгут накладывать.

— Довольно, — шепчет сквозь зубы «раненый», — жмет уже.

— Вы без памяти, — отвечает Мышечкин.

Совсем натурально стонет «раненый». Цо зато «кровотечение» прекратилось.

После тренировок мичман Богун особо отметил Мы- шечкина.

Хотя и устал Мышечкин, но доволен и даже качки почему-то не замечает. Тут и сигнал на ужин.

Заходит Мышечкин в кубрик, а Цветков уже ждет его, хитро так прищурился:

— Может быть, товарищ моряк, и мою порцию скушаете? Борщ наваристый. Макароны с салом…

— Ну что ж, раз ты предлагаешь, с удовольствием, — спокойно отвечает Мышечкин и ест двойную порцию.

Цветков растерян. Не ожидал такого оборота. С грустью смотрит в пустую миску. А Мышечкин смахнул пот со лба и говорит товарищам:

— А что, ребята, не попросить ли нам добавки?

ПЯТЬ ЭТАЖЕЙ ПРЕПЯТСТВИЙ

Корабль ошвартовался у стенки в двадцать один час сорок четыре минуты. До наступления Нового года оставалось два часа шестнадцать минут.

В обычных условиях этого времени было бы вполне достаточно, чтобы подготовиться к увольнению, но если взять поправку на предпраздничную горячку, то его осталось просто в обрез. Тем более, что на дистанции появились препятствия.