Перкер сперва дописал протокол, затем важно откашлялся, издав голосом подобие барабанной дроби:
— Телеграмма Джону Гентишу, Аббатство Лэнгли, Норфолк. ВЧЕРА ДВА ЧАСА ДНЯ ОБЪЕКТ ТАЙНО РАСПИСАЛСЯ МИРИЭЛЬ ДЕМАР БРАЧНОЙ КОНТОРЕ ДЮК-СТРИТ ТЧК ЖДУ УКАЗАНИЙ ТЧК Подпись: Росс.
Все с интересом наблюдали за Уильямом Гентишем. Мне показалось, будто лицо его окаменело, а на виске сильнее забилась жилка. Констебль придвинул к себе протокол, приготовившись писать дальше, и перечница с солонкой приветствовали его трудолюбие дружным дребезжанием.
— Вы подтверждаете сведения в телеграмме, мистер Гентиш?
— Да.
— И вы не знали, что ваш дядя установил за вами слежку?
— Нет.
— А женились вы втайне, очевидно, из опасения, что дядя не одобрит ваш выбор?
Уильям Гентиш покраснел.
— У дяди был сложный характер. Он не одобрял ничего, что делалось не по его указке. Моя жена прежде пела в варьете. Я думал, со временем дядя успокоится, как это обычно бывало.
— А до той поры?
— Полагаю, он запретил бы мне появляться в доме месяц-другой.
— И вычеркнул бы вас из завещания?
— Возможно.
— А если бы он умер, не успев переписать завещание на вас?
Уильям Гентиш улыбнулся:
— Вряд ли теперь целесообразно обсуждать такую перспективу.
Констебль Перкер издал недовольный стон. Привыкший писать как слышится, он предпочитал слышать знакомые слова.
— Значит, вы раньше не видели этого господина? — Мистер Даффи показал на клерка. Тот вежливо кашлянул.
Уильям Гентиш окинул клерка взглядом, потом снова повернулся к коронеру.
— Не припоминаю. Кто это?
— Сотрудник адвокатской конторы Траубриджа и Хэя. Он приехал по вызову вашего дяди с новым завещанием.
Уильям Гентиш резко обернулся к клерку:
— И дядя подписал?
— Да, сэр.
— Могу я узнать, каково содержание этого документа?
Клерк снова кашлянул, ухитрившись вложить в этот звук вопрос к коронеру, и, прочитав в его кивке утвердительный ответ, объявил:
— Мистер Гентиш завещал все свое состояние фонду исследования рака.
— А в прошлом завещании? — спросил коронер. — Которое он аннулировал?
— Все своему племяннику, Уильяму Гентишу.
Уильям Гентиш принял слова адвокатского клерка стоически, только жилка снова забилась у него на виске. Случайно он встретился взглядом с кухаркой и вздрогнул: так могла смотреть только женщина, никогда не убивавшая дяди, на того, кто дядю убил. Думаю, лишь тогда он начал понимать всю опасность своего положения.
Он знал, что дядя не одобрит свадьбу, которую вряд ли удалось бы надолго сохранить в тайне. Он знал о слабости дядиного здоровья, не раз готовил ему сердечные капли и знал, где хранится морфий. Стоило всего лишь зайти из сада в библиотеку — ему было прекрасно известно, что если дядю потревожить во время послеобеденного отдыха, то от гнева у него наверняка начнется очередной приступ. Тогда, как обычно, он принес бы ему сердечные капли, только на этот раз — со щедрой добавкой морфия. Быть может, он даже с интересом наблюдал, как дядя глотает капли и как темнеют мешки у него под глазами, а потом взял книгу и тихо спустился к лодочному павильону. Может, он преспокойно сидел там и читал, пока над конюшней не пробили часы.
Коронер продолжил допрос:
— Вы говорите, мистер Гентиш, что не покидали сада, пока часы не пробили полпятого?
Если раньше Уильям Гентиш отвечал на вопросы сразу же и с видом глубокого равнодушия, то теперь он стал медлить. Видно было, что он колеблется, раздумывает, занимает оборону. Мы с интересом наклонились вперед, громко заскрипев стульями.
— Не покидал.
— И все это время не подходили к библиотеке?
— Не подходил.
— Но могли бы и вас бы никто не заметил, не так ли?
— Возможно. Но, повторяю, я к ней не подходил.
Презрительное фырканье кухарки эхом прокатилось по гостиной. В незаметно сгустившихся сумерках наши лица приобрели расплывчатые очертания. Холодный ветерок шевелил записи констебля Перкера. Часы над конюшней пробили восемь.
— Значит, нам остается только поверить вам на слово, что после приезда вы все время провели в лодочном павильоне?
— Боюсь, что так.
Последовало тяжелое молчание.
Внезапно адвокатский клерк прокашлялся и заговорил:
— Мистер Гентиш говорит совершенную правду о своем местонахождении; я могу подтвердить его слова. Как только я покинул мистера Гентиша-старшего, я вышел в сад посидеть в тени, дожидаясь времени, когда надо будет идти на станцию. Там, сидя на лавочке под кедром, я заметил мистера Гентиша-младшего: он курил в лодочном павильоне. Он, наверное, не обратил на меня внимания, но его показания верны: он оставался в павильоне до тех пор, пока не ударили часы.