Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

Джон Диксон Карр (он же — Картер Диксон) включает в один из романов довольно длинную и обстоятельную лекцию доктора Фелла об убийстве в герметично закрытой комнате, перечисляя все возможные способы и варианты. Как и в перечислении Сэйерс, способы убийства не кажутся особенно практичными или хотя бы правдоподобными. Однако доктор Фелл отвергает подобные упреки как нелепые — «ведь наша любовь к детективам в большой мере основана как раз на любви к неправдоподобному».

Плутовской детектив оказался созвучен легкомысленному и слегка циничному духу эпохи — неотразимая Фиделити Доув, созданная Роем Викерсом, и загадочный преступник Святой, придуманный Лесли Чартерисом, вполне органично вписались в новый канон.

Пришлась ко двору и судебная драма — несколько театральный дух Золотого века проникал и в торжественные залы уголовного суда. Состязательное правосудие во многом опиралось на риторику и актерское мастерство — в конце концов, задача барристера[9] заключалась прежде всего в том, чтобы убедить в своей правоте присяжных. Громкие процессы привлекали внимание журналистов и читающей публики, красноречивых адвокатов знали в лицо, каждое судебное заседание, куда допускалась публика, становилось своего рода представлением. И конечно, многие яркие сцены в классическом детективе — сцены суда, с драматическими паузами, сенсационными показаниями и непременным замешательством судьи.

Отточилась форма «герметичного детектива», когда убийство совершается в загородном доме, на корабле или в отеле. Узкий круг респектабельных подозреваемых, которые все как один имели мотив и возможность для совершения преступления; ложные улики, ведущие по очереди к каждому из героев; дворецкий что-то скрывает, но, разумеется, невиновен.

Не было утеряно и главное открытие детективного жанра — «производственность», интерес к профессиональной кухне. Это поле несколько расширилось — теперь читатель детектива все чаще мог наблюдать не только ежедневный труд полицейского или врача, но и работу рекламного агентства, театра, съемочной группы или даже банка.

Появилось у Золотого века и собственное изобретение — университетский детектив. Изобретение это было очень удачным и получило бурное развитие в дальнейшей истории жанра — сегодня Оксфорд для многих в первую очередь город инспектора Морса[10].

Тут сошлось все: и замкнутый, монастырский мир колледжа с его неприступными стенами и темными галереями, и ограниченный набор подозреваемых — не просто респектабельных, но еще и в мантиях, и множество деталей повседневной жизни, вызывающих острое — и не всегда доброжелательное — любопытство публики. И, что немаловажно, большинство авторов Золотого века действительно знали этот мир изнутри и могли убедительно писать о его непостижимых ритуалах, правилах и чудачествах.

С конца двадцатых годов университетские детективы идут косяком: «Шаги на шлюзе» Рональда Нокса (1928), «Оксфордские убийства» Адама Брума (1929), «Оксфордская трагедия» Джона Мастермена (1933), «Смерть в доме ректора» Майкла Иннеса (1936), «Отрубите ей голову!» супругов Коулов (1938) и др. Самым сенсационным из них оказался роман Дороти Сэйерс с непереводимым названием Gaudy Night (1935) — слово Gaudy означает встречу выпускников оксфордского колледжа (причем только оксфордского, и никакого другого), кроме того, это словосочетание можно перевести как «бурная ночь». Роман этот оказался дважды скандальным: во-первых, это детектив без убийства, во-вторых, действие происходит в женском колледже, а женские колледжи даже в тридцатые годы воспринимались как нечто не совсем нормальное.

Идея явно носилась в воздухе — даже в этой книге читателю встретятся три «оксфордских» детектива и один рассказ, где разгадка преступления зависела от знания оксфордских реалий. И где бы еще сыщику так пригодилась латынь?

ДЕТЕКТИВ, ЛИТЕРАТУРА, ЖИЗНЬ

Принципы надо нарушать, а то какое от них удовольствие.

Э. М. Ремарк. «Три товарища»

Детектив Золотого века не раз становился мишенью беспощадной критики. Его упрекали в неправдоподобии, в искусственности, в снобизме, в оторванности от жизни и литературной несостоятельности. Иные из этих стрел летят мимо, никого не задевая, иные попадают в цель.