Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

Прежде чем декан смог ответить, в дверь постучали, и после приглашения Ладдингема в комнату вошел высокий сухопарый человек лет шестидесяти, с обвислыми рыжеватыми усами, одетый в мантию и академическую шапочку.

— Ладдингем, — сказал он, — я заскочил к вам, возвращаясь с лекции, чтобы спросить, нет ли новостей о Кэтлинге.

— Боюсь, нет, Кэйзер, — ответил декан. — Однако не сомневаюсь, что сегодня он вернется.

Он даже не пытался представить друг другу своих гостей. Высокий преподаватель нервно перевел взгляд с декана на Пула, перебирая свою мантию.

— Так странно, — сказал он, — так грустно, очаровательный юноша с такой живой душой!

Он умолк, тяжело вздохнул и, резко развернувшись, большими шагами вышел из комнаты.

Пул вопросительно посмотрел на декана.

— Профессор Кэйзер, — ответил последний, явно не желавший распространяться о чем-то, не имеющем отношения к делу. — С кафедры египтологии, член этого колледжа. Вы спрашивали, когда Кэтлинга видели в последний раз: его скаут[100] отнес ему ленч в обычное время, в час тридцать, тогда юноша был у себя, и с тех пор никто, судя по всему, его не видел. Не видели, как он вышел из колледжа, но, весьма вероятно, он мог выйти незамеченным, если привратник был занят: говорил по телефону или делал записи в своем журнале.

— У Кэтлинга была машина?

— Да, в гараже «Сити Мотор Компани», на Брстер-стрит, но он не брал ее в тот день — и потом тоже.

— Его кто-нибудь видел на станции?

— Я не спрашивал, это скорее в компетенции полиции.

Получив от Ладдингема приблизительную оценку долгов Кэтлинга и кое-какие сведения о его привычках и характере, Пул встал:

— Могу я получить недавнюю фотографию мистера Кэтлинга и побеседовать с его друзьями?

Декан задумался.

— Да, — сказал он, — я пошлю за Монашем, он уже должен был вернуться с лекции по логике. Он познакомит вас с другими и достанет фотографию. Вам лучше воспользоваться моей третьей комнатой, я хотел бы, чтобы вокруг этого дела было как можно меньше шума. Может быть, вы попросите тех, с кем будете беседовать, чтобы они не распространялись об этом, хотя вряд ли на это можно рассчитывать.

Десять минут спустя Пул в крошечной комнате, которую декан оборудовал под дополнительный кабинет, разговаривал с Криспином Монашем, сверстником Кэтлинга и его близким другом. Монаш был крепкий, лишенный воображения молодой человек, который увлекался греблей. Он изложил Пулу простые и неприукрашенные факты, как тот и просил.

По его словам выходило, что Кэтлинг не был такой уж легкомысленный юноша, какого представил себе Пул из рассказа декана. Он, безусловно, любил розыгрыши и переодевания (он уже был выдающимся членом Оксфордского студенческого драматического общества), но он также был последователен в своей решимости хорошо закончить университет и пойти по стопам отца в политике. Монаш находил, что его друг в последнее время был весьма обеспокоен своими финансами, но не до такой степени, чтобы пойти из-за этого на какой-то отчаянный шаг.

— Он никак не дал вам понять, что в пятницу может произойти что-то необычное?

— Нет. Не думаю, что видел его где-нибудь, кроме как в «Роллерсе». Мы, как правило, редко видимся до чая: у нас разные предметы, днем у меня гребля, а он ничем серьезным не занят — сквош иногда. Не имею ни малейшего понятия, что он задумал.

— Скажите мне откровенно, сэр, как вы думаете: это мог быть розыгрыш или самоубийство?

Монаш обдумал вопрос.

— Пожалуй, нет, — сказал он. — Будь это розыгрыш, едва ли он зашел бы так далеко. А самоубийство — это точно не про него… Во всяком случае, мне кажется, он не такой человек. Я не знаю, что и думать.

— А что насчет его друзей? Его любили?

— О да, он был такой компанейский парень. Уиллан, он уже в сборной, Коллерак и Вэйс — его ближайшие друзья, ну и я тоже. Они скажут вам то же самое, что и я.

— А враги у него есть?

— Не думаю. Конечно, кому-то он не нравился, часто издевался над зубрилами, но ничего серьезного.

— А преподаватели?

— Опять же, молодым он нравился — он их развлекал, а те, что постарше, декан там и другие, смотрели на него косо, думали, наверное, что он слишком далеко заходит.

— Кое-кто из пожилых, кажется, ему симпатизирует, — сказал Пул. — Профессор Кэйзер вот только сейчас, когда я беседовал с деканом, справлялся о мистере Кэтлинге и, кажется, был расстроен.

— Старый Кошатник? — Монаш был удивлен. — Я думал, он злится на Джерри больше всех. Этот зануда устроил собственный музей в своих комнатах, и Джерри смеялся над ним: делал вид, будто его заинтересовала какая-то засохшая гадость, Кэйзер всегда был падок на это. У него не все дома, мне кажется, ну и Джерри водил старика за нос, пока не вывел из себя. Я думал, он Джерри терпеть не может.

— По всей видимости, это не так, сэр. Я заметил, что пожилым людям даже нравится, когда молодые смеются над ними, если это не со зла. Теперь мне необходимо увидеться с другими его друзьями. Не могли бы вы привести их ко мне?