Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

— Видимо, мне придется раскрыть конфиденциальную информацию, — сказал он. — Она, разумеется, останется между нами?

— Только если ее не придется использовать в интересах правосудия.

— Тогда я вам расскажу. Письмо было адресовано профессору Джорджу Кайзеру, заведующему кафедрой египтологии в Оксфордском университете. По невероятному совпадению, он член того же колледжа Святого Петра.

Пул был поражен. Старого Кошатника (как его неуважительно обозвал Монаш) прижали кредиторы, словно какого-то молодого повесу! Очевидно, управляющий прочел мысли Пула и поспешил оправдать действия своей фирмы.

— Нам было крайне неприятно прибегать к таким мерам, — начал он, — но если я скажу вам, что мы в течение пяти лет не получали платежей по счету, который за это время вырос до четырехзначной суммы, думаю, вы сами поймете, что этому должны были быть какие-то границы. Это письмо уже далеко не первое. Кроме того, о профессоре ходят слухи… но это уже не мое дело.

Пул покидал фирму с чувством глубокого огорчения: он пошел по ложному следу и теперь все надо начинать сначала. Но этот ложный след был таким четким! Спасибо инспектору Бодли. Пул сел на дневной поезд до Оксфорда, а по прибытии направился прямиком в полицейское управление. Там не было никаких новостей, равно как и в колледже. Молодой Кэтлинг бесследно пропал.

Пул решил, что стоит расспросить профессора Кэйзера и выяснить, как обрывок письма попал к Кэтлингу. Во время вечернего чая профессора наверняка можно застать одного. Следуя указаниям главного привратника, Пул прошел к последней лестнице Олд-квод и, изучив список имен на табличке, поднялся на верхний этаж. На его стук откликнулся звучный голос. Пул открыл дверь и вошел.

Профессор, сменивший мантию на норфолкскую куртку, стоял у стола над огнем. На спиртовке в кастрюле варилось какое-то зелье, профессор иногда помешивал его, добавляя по капельке некой жидкости из бутылки. Процесс помешивания, судя по всему, увлек его с головой, так как он даже не взглянул на Пула, когда тот вошел. При этом он радостно хихикал, так что, по-видимому, подобное времяпрепровождение было для профессора столь же приятным, сколь и полезным.

— Прошу прощения за беспокойство, сэр, — сказал Пул.

Профессор поднял глаза:

— А? Что? Вы кто?

— Я детектив Пул из Скотленд-Ярда, сэр. Я был у декана вчера, когда вы спрашивали про мистера Кэтлинга. Именно по этому вопросу я хочу к вам обратиться.

Пока Пул говорил, ему показалось, что на мгновение взгляд профессора стал очень внимательным, сосредоточенным. Но за ним тут же последовала весьма бессмысленная улыбка.

— Вы позволите, я продолжу свои приготовления? Особый корм для моих кошечек. Бедный Кэтлинг. Бедный парень — веселый, просто переполненный невинной радостью, нам его будет не хватать, инспектор. Пожалуй, мне в особенности.

Он резко замолчал.

— Вам поручили его найти?

— Да, сэр. Я просто зашел спросить у вас…

— И у вас есть о нем новости?

— Нет, сэр. К сожалению, у нас ни единой зацепки. Я просто хотел спросить…

Профессор снова прервал его. Он игнорировал все попытки инспектора задать ему вопрос. Погасив спиртовку, профессор поднес кастрюлю к носу и понюхал.

— Восхитительно! — воскликнул он. — Пойдемте, инспектор, я покажу вам моих кошечек.

Резко повернувшись, он распахнул дверь около камина.

— На самом деле это спальня, но я преобразовал ее в сокровищницу.

Пул, следуя за хозяином, оказался на пороге большой комнаты, обставленной как музей. Вдоль стен выстроились стеклянные шкафы, на полу стояли деревянные ящики со стеклянными крышками. Света было мало, но инспектор смог различить керамическую и металлическую посуду, головные уборы, куски камня и гипса, покрытые египетскими фигурами, — все обычные сокровища египтолога. Профессор снял кусок клеенки со стеклянного ящика.

— Мои кошечки, — сказал он.

Под стеклом лежали мумифицированные кошки, большинство из них — черные и сморщенные, несколько были покрыты мехом и выглядели как самые обычные дохлые кошки. Одна фигура, целиком завернутая в бинты, выглядела как человеческая, будто жертва несчастного случая. Пул почувствовал, как волна ужаса пробежала по его телу. Что имел в виду профессор, когда говорил о своем зелье — «для моих кошечек»? Неужели… Он повернулся, чтобы задать вопрос, но обнаружил, что Кэйзер оставил его и стоял теперь у саркофага рядом с окном.

— Моя прелесть! — Профессор наклонился и погладил деревянную крышку. — Шедевр великого Рамзеса Второго… его собственный метод… ростовщик! Фараон использовал его, чтобы завершить эксперимент. Процесс длился сто дней — сто дней! — этот еще не готов!

Инспектор подошел к хозяину дома. Пока Пул слушал, его тело покрылось холодным потом, он задрожал с головы до ног. Он посмотрел на человека рядом с собой и увидел блеск в его глазах — хищный, жестокий, безумный.