Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

«Тысячи людей спят под открытым небом на пляжах Саутэнда». «Убийство в Хорнси. Найден молоток». «Ее ноги застрахованы на двадцать тысяч». «В Париже возобновились переговоры». «Убийство в Уайтхевене. Номер автомобиля известен». «Переговоры в Женеве прерваны». «Убийство в Хите». «Переговоры в Берлине». «Убийство в плавучем доме». «Тысячи людей спят под открытым небом на побережье Маргита».

Эдгар Коппел обычно говорил, что в январе с легкостью можно предсказать, что будет в декабрьских газетах.

Он не знал, что с этим поделать. Не знал, куда податься. Но он знал, куда поедет на две недели в сентябре: куда-нибудь в Маргит, Богнор или Кромер. Какая разница. Повсюду одно и то же: причал, разноцветные фонари и съемные комнаты, где к концу первой недели радушие хозяев заметно ослабевает.

Слушать старые шутки на новом представлении. Таскать за собой постылый зонтик на случай дождя. Посылать дюжины открыток, которые пишешь на коленке, прислонившись спиной к скользкому волнорезу и пачкая твидовый пиджак, — открыток людям, которых ты и рад бы обидеть, но которые обидятся, если не прислать им открытку.

И — снова газеты. Их приходится покупать, гуляя по набережной, потому что больше делать там нечего. Покупать их, садиться в шезлонг (за два пенса) и читать, проклиная каждую букву. «Министр иностранных дел устроил скандал, отправляясь на переговоры в Монте-Карло». «Убийство в лесу. Найден автобусный билет».

Две недели в сентябре. Вот где он их проведет, вот как он их проведет. Как всегда.

Но вдруг, неожиданно для самого себя, он подумал: «Опять?» — и сказал себе: «Да будь я проклят, ни за что!»

И вот, когда пришло время, он сунул зубную щетку и бритву в маленькую жестяную коробочку, положил коробочку в карман, пересчитал деньги и пошел.

Просто пошел.

У него не было карты. Не было плана действий. В первую ночь он дошагал почти до Эппингского леса и там заночевал в стоге сена. Еще в детстве он читал про то, как люди ночуют в стоге сена. Сейчас он сам это проделал, и ему понравилось. Не надо выключать газ, не надо загонять собаку в кухню на ночь, не надо запирать двери. Просто ложишься и спишь. Замечательно.

Уже после первого дня он понятия не имел, где находится. Он питался хлебом и сыром — тем, что удавалось раздобыть в деревенских пабах. Иногда в пабах и ночевал. Если к наступлению темноты паба поблизости не оказывалось, он укладывался в стоге сена, или в сухой канаве, или в заброшенном сарае. Впервые в жизни он не знал, куда потратить деньги.

Однажды он провел целый час в кузнице где-то в Эссексе и выяснил, что подковывать лошадей совсем не так просто, как кажется; в другой раз он провел несколько часов в поле, изучая тонкости сбора клевера.

Когда в какой-нибудь деревне ему попадалась маленькая газетная лавка, увешанная разноцветными плакатами, он всегда отворачивался и проходил мимо. Пусть в Париже ведутся переговоры, в ущельях обнаруживаются улики, а одни яхтсмены добираются до мыса Доброй Надежды на шесть часов быстрее других: ему не было до этого дела. Ему не было дела до новостей. В деревенских пабах новостей не бывало; ни слова о парижских переговорах, ни слова о ногах за двадцать тысяч, ни слова об уликах. Только важные разговоры о том, что же делать, если в ближайшие сутки не пойдет дождь, и что станет со старым Питом, у которого погорели все скирды.

На тринадцатый день он смотрел на закат с вершины холма близ Бенфлита. Он не знал, что это Бенфлит, пока не заметил дорожный указатель. Он вообще не подозревал, что рядом течет река. В последние дни ему почти не встречались указатели.

Новая дорога на Саутэнд была в пятидесяти ярдах отсюда, вместе с потоками машин, шумом, мигающими светофорами и длинными кричащими красно-голубыми плакатами, которые напоминали Эдгару Коппелу о том, что кузницы и клеверные поля остались позади, а он вернулся в цивилизацию.

Только в ПЛАЗЕ.
ЭНН КЕРИ в кинофильме
ЗАБЫТЫЕ ЖИЗНИ

Все тот же старый мир.

Он стоял на краю поля, прислонившись спиной к воротам. Его костюм стал совсем бесформенным, задники ботинок стоптались, и по подошве одного из них пролегла длинная трещина. Но его это ничуть не волновало. Послезавтра нужно явиться в Компанию одетым с иголочки. Но пока — еще около тридцати часов — он мог делать что хочет.

С реки подул ветер и принес из-за изгороди лист газеты, который приземлился у его ног. Эдгар Коппел даже не пошевелился, чтобы поднять его.

Через тридцать часов этого добра будет навалом. В Париже снова будут проходить переговоры, в камерах хранения и гаражах обнаруживаться улики, кто-то опять доберется до мыса Доброй Надежды на два часа быстрее остальных.