Тот послушно встал со своего места и, обойдя подозреваемого сзади, схватил его за широкие плечи. Старший оперуполномоченный в тот же самый момент, разумеется против воли подозреваемого, стал пытаться надеть на его огромную голову этот необычный и крайне неудобный «намордник». Глебов активно сопротивлялся, а именно: вертел головой из стороны в сторону, остервенело пытался подняться и проводил отчаянные попытки отстраниться от своих грозных мучителей. Если бы не наручники, сдерживающие его мощные руки в положении – ладонями за спиной, то он, принимая во внимание свою неимоверную силу, легко бы смог раскидать полицейских. Между тем металлические браслеты значительно сокращали его сокрушительную и неимоверную для обычного человека мощь.
В конечном итоге его все же удалось повалить на пол и уже там, удерживая исполина с обоих сторон, оперативникам удалось закрепить на его лице противогазовый аппарат. Его так и оставили лежать на холодном бетоне. Опытный сотрудник МУРа взял на себя дальнейшую обязанность по проведению безжалостной, склоняющей к откровенности пытки. Периодически зажимая «хоботок», он таким образом перекрывал доступ воздуха внутрь. Станислав отчаянно сопротивлялся, но, как нетрудно догадаться, ничего поделать так и не смог. Постепенно, не получая необходимого кислорода, он впадал в состояние, близкое к обмороку, и именно в этот момент Киров ослаблял нажатие на воздушный шланговый проходной канал. Глебов делал мощнейший вдох и постепенно начинал приходить в себя, осознавая происходящую вокруг него обстановку. Затем процедура повторялась неоднократно.
Проделав свои попытки около десяти раз, Роман, наконец дав подозреваемому более или менее очухаться от перенесенных страданий, вкрадчивым тоном спросил:
– Ну, ты как? Готов разговаривать?
– Да, – словно бы из бочки ответил преступник и энергично закивал головой, свидетельствуя о своем вынужденном согласии.
– Ты убил жену? – задал вопрос полицейский, так и не снимая пыточного «намордника».
– Нет, – впадая паническую в истерику, заорал внезапно овдовевший супруг.
– Неправильный даден ответ, – зло сжав зубы, прошипел беспощадный оперативник.
Далее, процедура пытки продолжилась, прекращаясь лишь на короткие промежутки, чтобы «испытуемый» вдруг, по утверждению Кирова: «…Не отбросил копыта». Все велось к тому, чтобы тот проявил сознательность и, отвечая за свои безжалостные преступные действия, дал положительное согласие на дачу признательных показаний.
«Допрос» продолжался уже четыре часа, и время близилось к наступлению вечера. В результате подозреваемый не выдержал оказываемого на него мощнейшего прессинга и заорал диким голосом так, что по рукам Кирова, удерживавшего в тот момент «хоботок», пробежала колеблющаяся вибрация:
– Да! Это я убил! Я все скажу! Только прекратите надо мной издеваться!
– Наконец-то, – облегченно вздохнул самопровозглашенный «палач», снимая с жертвы ставший ненужным противогаз, – а то я начал уже уставать.
Обильно вдыхая спертый тюремный воздух, показавшийся Глебову в этот момент самым чистым, какой только может быть на планете, он, вдоволь надышавшись, провозгласил:
– Я подпишу все, что угодно. Пишите, как вам то надо. Я согласен на все.
– Это, Стасик, не разговор! – едва не начавший радоваться Роман снова стал впадать в неописуемую и безграничную ярость, – Нам нужны все мало-мальски значимые подробности!
– Не помню я никаких там подробностей, – рыдая обильными слезами, клялся преступник, – сказал же, я убил, ну, а как – это не помню. Придумайте чего-нибудь, а я подпишу. У самого у меня сейчас башка попросту не работает… да еще «отходняк» начинается: уже торкает и вот-вот «башню» накроет.
– Пусть будет так, – внезапно, словно бы по чье-то по команде, придал старший оперуполномоченный себе спокойное выражение, – нам всем здесь необходим небольшой отдых и короткая передышка, а также время, чтобы все как следует взвесить и надо всем поразмыслить, тем более что уже поздно, и все очень устали, а как говорят у нас на Руси: утро вечера мудренее. В общем, Стасик, тебе дается на раздумье одна только ночь, а завтра мы будем заниматься с тобой более плодотворно и – по полной программе.
После этих слов глаза Глебова округлились от ужаса, очевидно, он за один, мгновенно прокатившийся миг еще раз смог пережил весь ужас прошедшего дня, наполненного неописуемой жутью. Роман в это время уже вызывал конвой, чтобы те сопроводили подозреваемого в отведенную ему камеру. Оставаться в этом отделении больше не было смысла, и напарники, выйдя на улицу, направились – каждый – к своей машине, чтобы тут же следовать на «Петровку», где необходимо было представить подробный отчет о проделанной ими работе.
К начальнику они прибыли практически в одно и то же самое время, так как ехали друг за другом. Зайдя в кабинет к подполковнику Кравцову, они обстоятельно рассказали о том, чего смогли добиться в беседе со Стасом Глебовым, а точнее о том, что не достигли совсем ничего. Руководитель внимательно ознакомившись с протоколом допроса, сделал немаловажное заключение: