Поставив транспортное средство, где делала это обычно, девушке снова необходимо было миновать протяженную кустарниковую аллею. И на этот раз полицейская не смогла этого сделать, как всегда напрямую, а из-за поселившегося в ней чувства приближающейся опасности проделала весь путь обходным маневром, минуя таким образом пугающую ее территорию. Оказавшись уже в подъезде, она не стала использовать лифт, а решила подниматься по лестнице, поступая так для того, чтобы иметь большее расстояние для видимого обзора. Федосеева смогла несколько успокоиться, только когда взбежала наверх и оказалась уже у металлической входной двери, преграждающей свободный доступ в квартиру. Не забывая беспрестанно вращать головой из стороны в сторону, она практически наощупь поворачивала ключ, отпирая довольно надежный замок.
Покончив с этим нехитрым мероприятием, девушка не замедлила оказаться внутри и тут же захлопнула за собой железную, пуленепробиваемую преграду. В жилище было темно. На какое-то время Любовь остановилась и невольно замерла, прижавшись спиной к дверной мягкой обивке, распложенной с внутренней стороны. В ее груди бешено колотилось готовое вот-вот выпрыгнуть сердце. Страшное предчувствие тяготило ее воспалившийся разум. Как и накануне, она находилась на грани умопомешательства и погружения в обморок. Немного совладав со своими внезапными страхами, девушка потянула руку, чтобы поднести ее к выключателю и – тут… сразу нашлась разгадка всем ее страхам: пальцы наткнулись на положенную поверх выключателя тыльную сторону ладони, одетую в тонкую кожаную перчатку.
Любовь непродолжительно испуганно вскрикнула и тут же получила сокрушительный удар кулаком в переносицу. Очнулась она минут через пятьдесят. Прямо перед ней стояло чудовище, одетое в сплошную одежду мрачного черную цвета. На голове его находилась уже известная резиновая желтая маска, похожая на созревшую тыкву, снабженная располагавшейся сзади шнуровкой. Сквозь неровные прорези, служащие для глаз, она видела безжалостный, совершенно не выражающий никаких состраданий, словно бы прожигающий, взгляд.
Девушка попыталась кричать, но из груди ее вырвался только приглушенный, полный страдания стон, а губы пронзила нестерпимая боль. Как оказалось, они были – прямо так на «живую» – зашиты тонкой металлической жилкой медного провода. Пошевелиться также не получалось: руки и ноги были крепко зафиксированы липкой клеящей лентой. В руках мучитель держал небольшую, средних размеров, сумку. Заметив, что жертва постепенно приходит в себя, он порылся в своей ноше и, уже опуская ее на пол, извлек изнутри острозаточенный медицинский скальпель.
Как оказалось, за то время, что Федосеева находилась без чувств, представшее перед ней чудище полностью раздело ее до гола, и она лежала теперь на своей кровати без какой-либо верхней одежды. Девушка с нескрываемой мольбою в глазах и спускающимися по щекам обильно-выделявшимися слезами, своим наполненным ужасом взглядом просила пощады, пытаясь, конечно же, дублировать через стон, но через пришитые друг к другу губы проникало лишь только глухое шипенье, больше напоминающее змеиное, нежели человечье.
Убедившись, что мученица сильно напугана, изувер приступил к куда более активным действиям. Делая все молча, он взял с тумбочки, установленной возле кровати, заранее приготовленный шприц, наполненный какой-то лекарственной жидкостью. «Адреналин», – подумала про себя опытная в подобных делах девушка-криминалист. Действительно, после укола она почувствовала невероятный прилив внутренних сил, но использовать их не могла: путы оказались достаточно крепкими.
Закончив все приготовительные процессы, страшилище начало разрезать мягкие ткани на теле уже полностью впавшей в отчаянье жертвы. Делал он это очень профессионально, надрезая лишь те места, где не происходит обильного выделения крови. Поворачивая туловище девушки – то кверху, то книзу – тиран нанес ей не менее двухсот мелких ранений, длина которых не превышала трех-пяти сантиметров, а ширина полутора-двух сантиметров. Не забыл он и про лицо, изуродовав его так, что оно превратилось в одну сплошную кровавую рану, полностью исключив ее узнаваемость.
Обильного выделения кровавой жидкости из каждой конкретно-надрезанной раны не следовало, но в совокупности всех нанесенных порезов светлое покрывало постепенно пропитывалось бурой жидкостью, все более растекавшейся по периметру. Любовь настолько была измучена, что уже слабо отдавала себе отчет тому, что же в действительности с ней происходит: она вот-вот уже готова была «отдать Богу душу». Заметив это, истязатель страшно занервничал и стал бешено трясти мученицу за ее нехрупкие плечи, пытаясь вернуть ей осознанность, но та уже ни на что не могла реагировать. Вконец разъярившись, он бросил ее тело на большую кровать и по очереди полоснул скальпелем по обеим сонным артериям. Из них брызнули два кровавых фонтана, постепенно унося жизнь из тела этой, ни в чем неповинной, и еще такой молодой девушки.