Только он

– Ну, я ездил, конечно, – усмехнулся Шарицкий. – Но позже. Как раз и документы подписал. Она ж сразу на развод подала. Типа, чтобы никаких вторых шансов. Если это до сих пор не вылечилось, то вряд ли уже вообще вылечится. А вот потом действительно позвонила, сказала, чтобы я за неё не переживал, у неё всё хорошо, она не одна. – И опять повторил: – Чёрт, ну какой же я дурак! Вообще, по жизни. Всегда боялся тебе о своих чувствах сказать. Думал, ты пошлёшь меня, и тогда даже дружбе конец. Вот и не пытался ничего сделать. А ведь наверняка бы получилось. Даже тогда. А я взял и просто сбежал после школы. От тебя подальше. Хотя, конечно, я и без этого там учиться хотел. Но хоть не женился бы, и с Маринкой бы так не получилось. Она бы сразу себе что-то более подходящее нашла.

Он стоял, привалившись плечом к металлической опоре качелей, смотрел в сторону, будто рассказывал сам себе.

– И тогда. Ведь и признался, и даже уже переспали. Чего ещё-то? Вроде бы теперь всё ясно. А тут командировка эта. Со связью хреново, и позвонить не всегда есть возможность. Но ты ведь ещё и номер сменила. Да? Ну и я подумал, что ты реально обиделась, что сожалеешь. Но, как только вернулся, помчался к тебе. А тебя – нет. Соседи сказали, укатила, а куда, зачем и насколько, неизвестно. Помчался к твоим родителям по старому адресу, а их тоже нет. Давно переехали.

– Ну да, переехали, – подтвердила Алёна. – Давно. После того, как я институт закончила. Та квартира совсем ведь маленькая была, и дом старый. Её продали, доплатили и купили побольше. В приличном доме. – Она в который раз подтолкнула качели, коротко глянув на дочку, упивавшуюся своим маленьким полётом, почти не обращавшую внимания на происходящее, вздохнула: – И правда. Дурацкая история.

И дура она. Какая же дура! Ведь надо было, как и хотела, позвонить, позвать. Ну, не сразу, но он бы пришёл. Обязательно. К ней.

– А знаешь, почему я здесь? – поинтересовался Шарицкий. – На самом деле. Просто появляюсь периодически, вдруг тебя застану или увижу. Вот и сегодня. А соседка сказала, что ты вернулась, просто гуляешь где-то поблизости.

– Ой, – Алёна взмахнула свободной рукой, – да я и сама поняла, что ты тут не случайно.

И как раз потому, что, если уж быть до конца откровенной с собой, она тоже вернулась сюда в надежде на эту встречу.

– Сама поняла? – поражённо выдохнул Андрюха. – Не шутишь? На этот раз сама поняла? Серьёзно?

– Шарицкий! – с негодованием воскликнула Алёна, ткнула его кулаком в живот.

Каринка на качелях, заинтересованно скосилась в их сторону, Шарицкий перехватил её взгляд, украдкой улыбнулся.

– Как её зовут?

– Карина.

– Андреевна?

Ну да, да, Андреевна. Когда в документах в графе «Отец» ставится прочерк, разрешается выбрать любое отчество, какое только захочется. А «Карина Андреевна» звучит весьма гармонично и цельно. Хотя произносить это было немного больно, но всё-таки ещё и приятно.

Та самая Карина Андреевна, видимо, услышав, или почувствовав, что разговор зашёл о ней, беспокойно заелозила на сиденье.

– Накачалась? – поинтересовалась у неё Алёна и, поймав утвердительный кивок, предупредила: – Подожди, не вертись. Сейчас сниму.

Хотела придвинуться поближе, но Шарицкий опередил, пристально заглянул в глаза, спросил так несвойственно для него неуверенно, оробело:

– Можно я?

Алёна, совсем как Каринка, кивнула, хотя сомневалась, что дочь позволит дотронуться до себя незнакомому человеку, но та не воспротивилась, не возмутилась. Возможно, просто не успела до конца осознать. Шарицкий шагнул к ней, произнёс:

– Привет!

Подхватил под мышки, приподнял, но не поставил на землю, а взял на руки. Каринка чуть откинулась назад, надула губы, нахмурилась, выдала суровое:

– Пути.

Он понял, без пояснений.

– Не пущу, – возразил с тем же упрямством, с каким недавно заявил «Моя».

Алёна испугалась, Каринка сейчас затрепыхается и захнычет, но та сосредоточенно уставилась в глаза Шарицкому, потом вскинула руку, ткнула пальцем в сторону карусели, уверенно распорядилась:

– Тутá.

Андрюха опять коротко глянул на Алёну:

– Ей можно?

А она опять кивнула.

– Тогда пойдём, – сообщил Шарицкий Карине, донёс её до карусели, поставил на деревянный помост.

Она уселась, ухватилась покрепче. Андрюха осторожно толкнул карусель, выпрямился. Алёна подошла, остановилась рядом. Он аккуратно обхватил её за талию, будто опасался, что после его следующих слов, Алёна захочет сбежать, и предложил:

– Перебирайтесь ко мне.

Конечно, она растерялась. И опять испугалась.

– Вот так прямо сразу?

– Почему «сразу»? – не согласился Шарицкий. – Считаешь, мы недостаточно долго знакомы?

Но разве это не слишком опрометчиво и странно? Не видевшись несколько лет, съехаться, едва успев встретиться, жить вместе только из-за того, что у них общий ребёнок.

Или не только?

Разве Алёне не хочется, вот прямо сейчас, сократить оставшееся между ними расстояние до минимума, до нуля, прижаться ещё теснее, сказать «Мой! Наконец-то мой! Целиком и полностью!»? Разве с Шарицким она не готова, на что угодно?