Только по любви

Если Изабель и понимала эти опасения, она оставила это при себе. Она не была болтливой, такой женщиной, которая считает своим долгом заполнять каждый момент молчания бессодержательными наблюдениями и вопросами, на которые она уже знает ответы. Она ехала с застывшим выражением лица и взглядом, устремленным вперед, она даже не разговаривала со своей служанкой Гвинн, ехавшей с другой стороны от нее, намного ближе к ней, чем он. Дэвид был таким же, хотя у него было оправдание, что он очень устал.

В любом случае поговорить толком не было возможности, так как они путешествовали не одни. Их сопровождали верховые в ливреях королевского дома, почетный эскорт королевской охраны, посланной по королевскому приказу. Они были желанной защитой от неприятностей по пути, хотя их истинной целью, подумал Рэнд, могло также быть не дать ему сбежать в противоположном направлении.

Постепенно Рэнд проникся чувством, что он действительно свободен. Солнце на его плечах чувствовалось как благословение, ветер в лицо — как ласка. Запахи свежего сена, высушенного хмеля и астр, которые доносились из-за рядов изгороди, никогда не казались слаще. Изабель, которая ехала рядом с ним, была так прекрасна, что его сердце замирало, когда он на нее смотрел. Мимолетное сияние ее волос под вуалью, изгиб ее щеки, взмахи ресниц, контуры ее рук, просматривающиеся под пыльной накидкой, и то, как она спадала на ее грудь, линия ее бедра, где ее нога огибала боковое седло — все очаровывало его.

Его жена.

Его жена, которая пришла за ним, непостижимым образом вытащила его из тюрьмы. Или это был, возможно, его побег? Она еще ответит на его вопросы. Суматоха приготовлений к отъезду помешала сделать это раньше, а присутствие людей короля делало это невозможным сейчас. Кроме того, ему не хотелось перекрикивать шум копыт, упряжи и ветра в ушах. Ему нужна была тишина и уединение, чтобы он мог быть уверен в ответах, которые хотел получить.

Среди всего остального.

Потребность оказаться наедине с Изабель причиняла отчаянную боль. Он желал обнимать ее, прикасаться к ней, чувствовать ее под собой и вокруг себя, сжимающей его, когда он полностью зарывается в нее. Он хотел спать целый год, крепко прижав ее к себе.

Желание было таким сильным, что его возмущало сдержанное выражение ее лица и то, что она почти не встречалась с ним взглядом. Его также раздражала легкая аура властной надменности, которая окружала ее, как будто сейчас он был ее пленником, хотел он этого или нет. Но это положение вещей можно было урегулировать.

По мере того как день заканчивался и мили оставались позади, он начал желать наступления ночи и прибытия в то место, где они смогут отдохнуть.

Это была маленькая таверна, в которой останавливались перегонщики скота, торговцы лесом и другие купцы, путешествующие по дорогам. Кирпичное сооружение на низком фундаменте, с обмазкой и импостами оконных рам и соломенной крышей, было грубым, но не было лачугой. В главной комнате располагались столы на козлах, установленные вокруг центрального камина, из которого дым спиралевидно поднимался вверх серым пером, чтобы выйти в дыру на крыше. Кроме того, была отдельная комната для мелкопоместного дворянства, выходящая на лестницу, которая вела в четыре спальни. Эти комнаты были простыми коробками с одним окном, без камина, ширм для купания, шкафов.

Рэнда ни капельки не заботили дополнительные удобства. Было достаточно, чтобы комната, которую он собирался делить со своей женой, не имела охраны и железной решетки, вделанной в дверь, через которую любой мог наблюдать за его движениями. Да, там должна быть кровать.

Как бы страстно он ни желал этого, он учел высказанное несколько недель назад желание Изабель не быть объектом непристойных шуток воинов. Он остался внизу выпить кружку медовухи, пока Гвинн готовила свою госпожу ко сну. Он заметил, когда служанка спустилась по лестнице, отхлебнула эля, съела суп с хлебом и завернулась в плащ в углу общей комнаты, чтобы спать. Все же он подождал полчаса, прежде чем осушить свою кружку и подняться по лестнице.

Хотя он постучал со всей вежливостью, он вошел внутрь сразу же. Изабель должна знать, кто пришел. Если она не осознавала, что попросить разрешения войти было простой вежливостью, потому что он собирался присоединиться к ней, хотела она этого или нет, тогда ей пора понять это.

Она сидела, опершись на подушки, у изголовья кровати. Простыня была натянута высоко и заткнута под подмышки, и ее волосы спадали сияющими, золотисто-русыми волнами.

Рэнд остановился на мгновение, оцепеневший и утративший способность двигаться. Господи, она была прекраснее, чем ког-да-либо.