Только правда и ничего кроме вымысла

Однако множество мертвых крестьян вредили имиджу компании «Морган Стэнли», китайского правительства и бренда «Луи Виттон». Дело замяли. Тейлор Свифт в обмен на молчание получила возможность вывести свой модный бренд на китайский рынок и устроить показ на подиуме из Великой Китайской стены; Кунсу разрешили изваять гигантскую скульптуру из стальных воздушных шариков на ступенях Запретного города в Пекине. Кауфману предложили щедрое финансирование фильма, но он единственный отказался от сотрудничества. Чарли всегда считал, что кинематограф представляет жизнь в виде набора разрозненных образов, которые благодаря магии последовательности и скорости превращаются в обобщенный опыт. В братской могиле Кауфман разглядел настойчивое воспоминание – кадр из прошлого, вытесняющий настоящее. И когда штормовой ветер пронесся сквозь полости скелета, раздался страдающий голос, неподвластный времени и пространству. Он молил:

– Помни нас, Чарли! Поведай миру о чудовище, из-за которого мы попали сюда. Не позволь забыть о нас, когда военные снова утрамбуют нас в землю бульдозерами!

В Шанхае Кауфман остановился в Rias. Он думал, как средствами кино лучше всего передать преступления Мао, и записывал идеи. Кажется, хоррор – подходящий жанр. Что-то вроде «Омена» и «Экзорциста». Что, если дух Мао зародился – нет, возродился? Например, как алчный призрак, не захотевший умирать и вселившийся в какого-нибудь кошмарного современника. Да, именно так. Взяв «Ксанакс», Кауфман пошел прогуляться по берегу Хуанпу, а спустя несколько часов обнаружил, что номер перерыли, украли ноутбук, а на блокнот положили бумажку со словами: «Молчание – золото». Кажется, писал своей рукой сотрудник Министерства государственной безопасности Китая, следивший за Кауфманом.

Тот бежал только с паспортом и созревшей идеей, четко представляя масштаб проекта и необходимость найти звезду.

– Ты мне нужен, Джимми, – сказал Кауфман. – Ты станешь моим Мао.

– Безумие! – фыркнул Керри. – Меня повесят за то, что я взялся играть азиата!

Но Кауфман уже все решил. Если показать Мао как есть, в стиле Дэниела Дэй-Льюиса, получится сатира. Но что, если пропустить его через призму гротеска? Возможно, это передаст весь кошмар. Мао Кауфмана возродится в сознании исстрадавшегося актера Джима Керри. Страх небытия пробуждает в знаменитости те же нечистые помыслы, что и в Мао: желание, чтобы его вечно боготворили, стремление преодолеть смертность, управляя историей.

Человек, убежденный, что роль Мао Цзэдуна станет его Бешеным Быком[20], открывается духу тирана, его похотям и тщеславию, пока не растворится в нем без остатка. Керри ужаснулся… Но кто знает, ведь это же Чарли… Вдруг это его звездный час, его билет на «Оскар», и Томми Ли Джонс, который всегда его принижал и обзывал шутом на съемках «Бэтмена навсегда», – это пропахшее виски гарвардское дерьмо, благослови его Господь, – заквакает от зависти.

Кауфман перешел к обсуждению своей выпестованной идеи. Он зачеркнул первое предложение, быстро что-то нацарапал и прочитал его вслух:

– Джим Керри и Чарли Кауфман сидят под бездонно синим небом, в ночном воздухе разливается сладость от гниющих на деревьях манго. Камера приближается к Керри. «Как начинается фильм?» – спрашивает тот трагически наивным голосом.

Керри закрыл глаза, голова кружилась; он представил себя в роли Мао и спросил:

– Как начинается фильм?

– С голода. Длинный план с операторского крана. Компьютерная графика. Огромная толпа голодающих крестьян. Тысячи. Миллионы. Десятки миллионов. Младенцы, дети, матери, отцы, старики, их последние вздохи, хрипы, голоса сливаются в старинной песне сбора урожая. Эти невинные люди, чьи жизни поглотил Мао, чтобы накормить своих демонов. Камера движется медленно, постепенно поднимается, все дальше и дальше, максимально удаляется, и зритель видит, что все это – перевернутое изображение в подернутом поволокой глазе умирающего Мао Цзэдуна. Он на стальном хирургическом столе. Подключен к респираторам. Насмешка над словом «живой».

Кауфман отложил заметки.

– Ты идеально подходишь! Кто еще такое сыграет?

Откашлявшись, Чарли снова углубился в текст.

– В момент смерти время дурачится. Минуты кашляют веками. Секунды справляют нужду тысячелетиями. Так оно и есть. Мы больше не можем смотреть на мир глазами Мао – бальзамировщики накачивают его формальдегидом через резиновые трубки в венах. Мао в ловушке собственного тела. Не живой и не мертвый. Теперь его мучает что-то неосязаемое, оно сдавило его тисками. Это неизбежная расплата. И пока Мао кричит внутри себя, как человек, похороненный заживо, мы наблюдаем, как его раздутое, ужасное, знаменитое лицо превращается…

– В чье? – прошептал Керри.

– В твое…

Глава 6

Чарли Кауфман решил залечь на дно. Он перебрался из своей хижины в Saharan Motor Hotel – старый клоповник на бульваре Сансет, где и занялся организацией встречи духа Джима Керри с духом Мао.