Я по-прежнему молчал. Наверное, я был виноват меньше всех. Да она меня и не спрашивала. А полез бы я с советами – даже слушать не стала бы. Вероятно, забыла, с каким удовольствием ездила с Анваром на его «БМВ», какие подарки от него получала. Если бы Гулсум действительно не хотела с ним встречаться, то всегда могла бы ему отказать. Но в девятнадцать лет так хочется кататься на дорогой машине, чувствовать себя взрослой, самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Ей льстило внимание Анвара, сына министра здравоохранения, одного из самых богатых людей нашей страны. Только не спрашивайте меня, почему министр здравоохранения такой богатый человек. А потому. В восточных странах чиновники, отвечающие за гуманитарные сферы – образование, здравоохранение, культуру, иногда бывают богаче обычных бизнесменов и даже руководителей, отвечающих за строительство или добычу полезных ископаемых. В гуманитарной сфере легче воровать, там не так заметны количественные показатели. Но, конечно, самые богатые люди всегда – это работники таможни, правоохранительных органов и чиновники, отвечающие за кадровые назначения. Вот где реальные и очень большие деньги.
Я хорошо помнил, с каким восторгом показывала мне сестра квартиру, которую купили для сына в Москве родители Анвара. Она была огромная, хорошо обставленная, с женщиной, которая убирала и готовила. Одним словом, Гулсум шла на все готовое, и никто не виноват, что Анвар оказался наркоманом. Или виноваты мы все? Разве я не замечал его осоловевших глаз, когда он сидел рядом со мной? Разве Гулсум не могла заметить, что этот тип иногда бывал не совсем адекватен? Или она считала, что его попойки с друзьями и увлечение легкими наркотиками – лишь дань моде?
– Никто не думал, что он станет таким, – мягко ответил я.
– Все знали, что он такой, – жестко возразила Гулсум. – От меня это скрывали его родители. Будь они прокляты!
Ее внезапная вспышка меня испугала.
– У тебя есть сигареты? – вдруг спросила она.
– Я не курю. – Но неужели сестра теперь курит?
– Нужно было взять у Тудора, – нервно проговорила Гулсум. – Но пришел отец, чтобы с ним поговорить, поэтому я вышла. При отце я не решилась попросить сигареты, он не знает, что я курю.
– Отец сейчас в вашей спальне? Он поднялся на третий этаж?
– Да. Только что. Поэтому я и вышла. У Тудора сейчас крупные неприятности. Европейская валюта сильно поднялась в цене, а они номинировали все свои расчеты в евро еще несколько лет назад, когда доллар был гораздо крепче. Теперь теряют из-за этого почти сорок процентов на каждой сделке. В общем, у всех свои проблемы. А я давно хотела с тобой поговорить. Как у вас с Рахимой?
– Ничего, – сдержанно ответил я, – пока живем.
– Пока… – повторила она. – Вы даже не представляете, какие вы счастливые. У вас есть ребенок. Ахмад такой хороший мальчик. Не нужно откладывать, рожайте второго, третьего. Пусть у вас будет много детей.
– Обязательно. – Я не стал ей говорить о моих истинных отношениях с Рахимой. Ни к чему было нагружать сестру моими проблемами.
– Мы сегодня были у врачей, – вдруг сообщила мне Гулсум. – Они сказали, что у меня больше никогда не будет детей. Никогда…
Она не плакала, просто сидела и смотрела на меня. А я ошеломленно смотрел на нее. Я вообще не знаю, что надо говорить в таких случаях. Кто мог даже подумать, что все закончится так страшно? Кто мог знать, что наркоман не способен к нормальному зачатию? И это первое замужество обернется для Гулсум такими страшными последствиями? Она не плакала, у нее были сухие и жесткие глаза, а это, по-моему, хуже, чем рыдания. Я поднялся со стула, подошел к ней и обнял ее за голову. Мне хотелось ее погладить, но почему-то показалось, что сделать это неудобно. Она уже давно замужняя женщина, не мог я ее гладить, как котенка.
– Мне очень жаль, – произнес я дурацкие слова, будто она была чужой человек. Нужно было найти совсем другие слова, совсем другие.
Гулсум обхватила меня за пояс и глубоко вздохнула.
– Я подумала, что нужно усыновить какого-нибудь ребенка. Мне так хочется, чтобы у меня был сын. Как у тебя, Ильгар. Я так мечтала о ребенке! И ничего не вышло. Но Тудор против усыновления, он говорит, что можно имплантировать зародыш. Или найти суррогатную мать. В общем, мы пока не решили.
– Все будет хорошо. – Я погладил ее по плечу. – Если нужна моя помощь… – Я даже не заметил, что сказал глупость.
– Нет, спасибо. В таких случаях нужно обходиться собственными силами, – с трудом улыбнулась Гулсум. – И не забывай, что я – дипломированный врач, лучше тебя разбираюсь в этих вопросах.
В этот момент дверь открылась и появилась Рахима. Она вообще часто входит без стука – у нее такая манера поведения. Увидев нас, Рахима замерла на пороге. Можно было подумать, будто я обнимал чужую женщину. Но на всякий случай я убрал руки с плеч Гулсум и почувствовал, как и она перестает меня обнимать.
– У вас такие теплые отношения? – саркастически произнесла Рахима, войдя в комнату. – Давно не виделись?