Только ты

И только когда приезжает мачеха, или я уезжаю с ней — я могу отдохнуть душой и свободно вздохнуть. Забыть о данном обещании. Я знаю, она ему не нравится. Не нравится дистанция, которую я держу между ними, не подпуская к ней. Ничего не рассказывая и не обсуждая. Потому что этого человека я не хочу делить с Егором. Он только мой».

«… - Настя, Нина Ивановна умерла, ты не можешь жить одна.

— Я не одна, у меня есть мама Галя.

— Настя, брось! Она мачеха, она не здесь, и она не будет возиться с тобой вечно! Эта твоя учеба во Франции…

— Ты знаешь, что я хотела там учиться и очень благодарна ей за такую возможность.

— Но ты так надолго уезжаешь. И так редко звонишь.

— Почти каждый день.

— Я! Это я звоню тебе почти каждый день! А ты занята, всегда занята для меня!

— Нет, это не так Егор.

Но это так. Это на самом деле так. Я и сама не заметила, как стала избегать звонков. Расстояние всегда дает мне возможность дышать.

— Послушай, Егор, так больше нельзя. Это неправильно. Я пыталась, я честно пыталась…

— Перестань! Не хочу ничего слышать! Ты полюбишь меня, как только станешь моей. Я все для этого сделаю. Ты уже любишь меня.

— Конечно, я люблю тебя, Егор, но люблю душой, а сердце…

— А что сердце? Оно откликнется. Настеныш…

И снова губы накрывают мои, а сердце молчит. Не отзовется. Сжимается болезненно, словно преданное. И тоска щемит грудь.

Как я не люблю эти поцелуи. И руки. Никогда не разрешаю им трогать меня.

— Настя, — такое одурманенное в шею, — ну почему. Сколько можно ждать? Я хочу тебя. Ты моя.

Не твоя.

— Нет. Не могу. Пожалуйста, Егор, не сейчас…

И чем ближе приближается дата, когда мы с Егором должны будем подать заявление, тем мятежнее себя ведет сердце. Мучает мыслями, рвется к тому, кто когда-то причинил ему боль, но надежно привязал к себе.

Кто выбирает за нас кого любить? Почему это чувство одним дарит счастье, а другим муку?

Я могла себе лгать, казаться сильной и повзрослевшей, уговаривать, что наши жизни со Стасом однажды пересекшись разошлись, но не проходило и дня, чтобы я не вспоминала о сводном брате.

Близость Егора теперь душила меня. Никогда бы не подумала, что могу так ужасно чувствовать себя рядом с другом, с которым прошло детство. Я не вернулась к нему из Франции и это оказалось для него сюрпризом. Он не ожидал, но я выпросила время.

Я хотела жить в городе, где жила моя мачеха и отец, а у него не было права запретить мне».

Небо словно прорвало. Молния рассекает тучи у самой кромки леса и раскат грома прокатывается поселком, заставляя меня остановиться и поднять лицо навстречу ливню. Навстречу холодным струям, забившимся в асфальт у ног, своим нечаянным, стремительным падением прервавшим мое бегство.

Я прижимаю руки к груди, только сейчас заметив, что в них так и остался букет орхидей. Первые цветы, подаренные Стасом. Нежные, примятые стихией розовые лепестки, как мое первое чувство к нему.

В этот миг я понимаю то, что сердце знало давно — я никогда не вернусь к Егору. Никогда. Даже если останусь одна. Даже если предам обещание данное бабушке.

Никто не в праве заставить нас чувствовать и любить. Отобрать право совершать собственные ошибки и жить с открытыми глазами. Никто, даже наши близкие. Уж лучше сгореть вспышкой и помнить, что был в жизни момент счастья.

Дождь омывает экран телефона, когда я достаю его из сумочки, что висит на плече, и набираю знакомый номер.

— Егор, отпусти меня. Я не буду с тобой.

И через столько километров он понимает.

— Нет. Настя, что случилось? Я приеду! — кричит в трубку, но я не могу сейчас объяснить ему. Позже. Обязательно позже.

— Не нужно. Я сама. Сама приеду к тебе…

Когда-то я стояла в спальне сводного брата у окна и смотрела во двор, где между заснеженных елей темнела мрачная фигура Стаса. Тогда он часто приходил в это место, смотрел на мое окно, и всякий раз я чувствовала его присутствие.

Сейчас нет снега, идет дождь, я промокла до нитки, но, вернувшись к дому, не спешу укрыться в нем. Сама не знаю почему иду к елям, которые заметно вытянулись и расправили кроны, и поднимаю лицо к спальне. Я знаю он там.

Я могла бы стоять так очень долго и смотреть на него. Мое сердце омывает дождь, холодные капли барабанят в крышу, стекают по стеклу… но даже сквозь плотную пелену осеннего ливня я вижу серый пристальный взгляд, нашедший меня. Простивший ли?

Стас порывается открыть окно, но я качаю головой — не нужно. Я насквозь промокла и почти не чувствую тела. Не хочу, чтобы этот злой дождь намочил и его тоже.

Я сама иду к нему. Захожу в дом, прохожу полутемным холлом… Поднимаюсь по лестнице, слыша гулкие удары сердца и собственные шаги. Сейчас, несмотря на тишину и непогоду, наполнившую дом сумерками, он больше не кажется мне чужим и неприветливым, каким когда-то встретил одинокую девчонку. Нынче он отзывается мирным, уютным ожиданием позднего вечера. Как будто внутренним покоем надеется успокоить своих растревоженных жителей.