Только ты

— Пустой выхлоп. Только ее же и обжог.

Я впервые вижу, как отец целует жену. Обнимает ее крепко, с чувством притягивая к себе, словно пытаясь укрыть от давнишней боли, засевшей в сердце.

— Гришка, ну что ты делаешь. Дети смотрят.

— Прости, Галя! Прости! Ты не заслужила…

— Прости, — повторяю и я, зная, почему Стас застыл у моего плеча.

Солнце зашло. В широкие окна гостиной видно, как нахмурилось низкое небо, затянуло лес за поселком сизой мглой, и прокатившийся горизонтом рокот грома символично отражает всеобщее настроение. Мрачное, хмурое и какое-то болезненно-горькое, как вкус свежей полыни. Вкус прошлого, нависший над домом грузом непролитого дождя.

Сейчас мне хочется сказать мачехе и ее сыну гораздо больше, чем одинокое «прости». Заверить, что все произошедшее — чудовищная ошибка, несправедливость, нелепица и ерунда. Что я люблю их больше жизни! Потому что чувствовать чужую боль еще труднее, чем свою. Почти невозможно!.. И я понимаю отца, читая отражение собственных чувств в его глазах, когда он вдруг с волнением просит:

— Настя, Стас… Вы не могли бы нас с Галей оставить наедине? Пожалуйста, дети, нам нужно побыть вдвоем. Это очень важно!

И я ему верю. Вместо того, чтобы шагнуть к мачехе, отступаю назад. Да, для них это важно.

Мы выходим со Стасом из гостиной и останавливаемся у лестницы в холле. Он смотрит на меня в угрюмом молчании, нависнув сверху, а я поворачиваюсь к нему, чтобы остановить взгляд на губах. В ощутимом звоне напряжения, натянувшегося между нами, уже слыша эхо еще не прозвучавшего вопроса…

— Настя, что значит «ее будущий муж»? О ком сейчас эта грымза говорила?

…Взглядываю в серые, растерянные глаза, понимая, что нет смысла таить. Зная, что, конечно, он вспомнит имя, как вспомнит и то, о чем спрашивал меня много лет назад.

— О Егоре. Она говорила о Егоре, но я понятия не имею, откуда они узнали о нем.

— Скажи, что это неправда.

Я молчу, не зная какие подобрать слова. Как объяснить ему, чтобы не сделать больно. Не дать ощутить то сожаление и духоту, что чувствую внутри. Сейчас я понимаю, что сама рву то тонкое и настоящее между нами, что Стас пытался сберечь. Но лгать — не смолчать. С ним это невозможно.

Он опускает голову, запуская непослушные пальцы в темные волосы.

«… - Ты его любишь? Любишь, скелетина?! Скажи!

— Егор мой друг, и я его люблю».

Вспомнил. Вот только на этот раз не спросил.

— Ч-черт, Эльф, — выдыхает шепотом, не поднимая глаз, с такой мукой в голосе, словно за него говорит само сердце. — Что же ты с нами делаешь.

Его голос тут же отзывается колким эхом в моем, и я тянусь к нему, но Стас уже отворачивается и медленно бредет вверх по лестнице, оставляя меня одну стоять в тишине холла.

— Прости…

Широкая спина скрывается из виду, и я закрываю лицо руками. Не хочу, но прислушиваюсь к шагам.

Сейчас дверь захлопнется. Все это время остававшаяся открытой — дверь его спальни захлопнется, и я потеряю его навсегда. Почему-то именно эта мысль становится главной.

И когда только эта проклятая дверь стала для меня так много значить? Когда я поняла, что он с самого первого дня моего возвращения пытался сказать?!

Я не в силах ждать, не в силах слышать этот звук и рвусь к выходу. Распахиваю дверь, выбегаю из дома, за ворота, и дальше стремительно иду, бегу по улице — не выбирая дороги и ничего не видя перед собой. Мне нужен воздух и свобода, нужен этот дождь, хлынувший с неба, потому что обещания душат, душат, душат…

Никогда не думала, что настанет момент, когда я захочу забыть его. Не помнить, не видеть, не знать человека, так долго бывшего мне верным другом. Лучшим другом.

Егор.

Как же долго я бегу от тебя и не могу убежать. Люблю детской памятью и душой, но не люблю сердцем.

«…- Привет, Настеныш.

— Здравствуй, Егор.

— Что, снова не приедешь? Я скучаю, а ты?

— Сейчас не могу, извини. Я тоже.

— Знаю. Ты следишь за календарем?

После паузы.

— Да.

— Скоро наше число, я все еще жду.

— Егор…

— Настеныш, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как всегда буду относиться. Я даже в детстве выдумывал разные поводы, чтобы побыть с тобой.

— Егор…

— Только не говори снова, что не уверена. Пожалуйста! Мы все уже обсуждали! Все будет хорошо, Настеныш, слышишь? Родной мой, обещаю. Я уверен в нас…».

«— … Настя, как замечательно, что у тебя есть Егор. Хороший парень растет! — Бабушкин довольный вздох, и ведь не возразить.

Да, хороший. Очень хороший. И я проводила с Егором много времени, не удивляясь, когда он вдруг встречал меня у школьных дверей, чтобы вместе вернуться домой или в воскресный день приглашал в кино. Провожал ранним утром к университету. Мы ведь были добрыми соседями и друзьями. Столько лет лучшими друзьями, пока однажды он меня не поцеловал.