Только ты

– Это последнее письмо более чем показательно… – Психолог повертел крупной головой и передвинул сидящим за столом текст, сплошь пестрящий красным: – Вот видите – везде буквально прямые посылы на то, что он находится на грани.

– На грани чего? – нетерпеливая Сорокина грызла кончик ручки и зачем-то ставила галочки возле каждой красной пометки. – Он что, сдаться хочет?

– Сценарий может развиваться в нескольких направлениях. Однако я лично не думаю, что он намерен сдаться.

– А что ж тогда?

– Ну, первое, что бросается в глаза, – намерение покончить с собой. Это просматривается довольно четко, и даже не психолог может это увидеть. Кроме того, я бы диагностировал депрессивное состояние. Он подавлен, у него навязчивые идеи о том, что его никто не понимает. Я бы сказал, что здесь явно прослеживаются и скрытые установки. В своей статье Мэтью Нок…

– Так чего нам от него ждать? – снова перебила Сорокина. – Что он заляжет на дно и будет там сокрушаться о несовершенстве мира, или у него это через неделю пройдет и мы снова будем в парке трупы находить?

– Трудно сказать, Маргарита Павловна… Показательно то, что он отождествляет себя со смертью – вот, видите: …когда я смотрю в зеркало, вместо собственного лица я вижу лишь маску смерти… Это говорит о том, что у него явно суицидальные склонности, да еще и отягощенные…

– Насколько вероятно, что он может покончить с собой, Евгений Петрович? – спросил Банников.

– Намерение не есть непременное условие совершения действия… Возможно, что он просто склонен к демонстрациям. Или что это письмо – не более чем очередная мистификация. Однако я лично расположен считать, что наш… гм… пациент действительно находится на грани нервного срыва. По сравнению с прежними его посланиями, в которых все излагается предельно четко, ясно и с такими же определенными знаками пунктуации, последнее письмо изобилует многоточиями… что говорит о его сомнениях и, возможно, пошатнувшихся принципах. И если раньше он был полностью уверен в правоте и правильности своих поступков, то теперь он мучим сомнениями в целесообразности всего содеянного. К сожалению, мы никоим образом не можем воздействовать на него, и вряд ли он обратится со своими проблемами к врачу. Так что остается только ждать.

– Ждать, ждать! – Сорокина раздраженно бросила на стол изгрызенную ручку. – Самое противное в нашем деле – это то, что мы действительно как дети… беспомощные дети… в руках у этого манипулятора… Гори он огнем в аду своих собственных сомнений!

* * *

– Привет! Вот уж не ожидала тебя встретить!

Он удивленно взглянул на остановившую его женщину и внезапно просиял:

– Карина! Рад тебя видеть!

Давняя знакомая смотрела на него чуть насмешливо, но, похоже, его удовольствие от встречи было неподдельным, и она тоже улыбнулась – хотя еще минуту назад, случайно увидев его в толпе, она испытала совсем другие чувства. Прежде всего, она вспомнила, что когда-то этот человек поступил с ней не слишком красиво. Да и не с ней одной. Леша Мищенко быстро сумел вскружить ей голову, но шесть лет назад она нашла в себе силы порвать с ним. Конечно, это решение стоило ей нервов и слез, но в конце концов она сказала себе: надо! Такое нельзя спускать никому. Особенно обидным было то, что ее, молодую, неопытную, к тому же еще и влюбленную по уши, пытался использовать такой же зеленый, но уже, видимо, многоопытный ловелас. Порвав с ним, Карина, несомненно, поступила правильно. Хотя ошибок все равно избежать не удалось: от обиды она тут же выскочила замуж за другого, можно сказать, за первого встречного.

Ее муж, в характере которого она, движимая неосознанным желанием доказать уже отсутствующему ухажеру, как много он потерял, не стала дотошно разбираться, разительно отличался от предыдущего кандидата внешне, но внутренне они с Лешкой Мищенко могли бы считаться близнецами. И даже неизвестно, поступил бы с ней Лешка так же мерзко, как поступил теперь уже бывший муж, пытавшийся через суд отнять то, что ему не принадлежало: а именно квартиру, подаренную ей на свадьбу отцом. Впрочем, наглеца быстро поставили на место, а сама она поняла, что снова ошиблась… и стоило ли тогда выдворять этого привлекательного мужчину, чтобы заполучить полное ничтожество, сомнительное удовольствие носить новую фамилию и такой тяжелейший стресс, отголоски которого после развода чувствовались почти год – в то время когда замужем она была всего несколько месяцев?

Возможно, ей не нужно было прогонять Лешку Мищенко – простоватого, но с вполне предсказуемыми недостатками, для того чтобы самой совершить такой тотальный промах? А она еще и зло вышутила его… интересно, он это помнит? Смотрит он на нее вполне дружелюбно…

– Как дела? Как живешь? Ну, судя по внешнему виду, ты процветаешь…